Результаты этой экономической политики, получившей название «рейганомика», были весьма неоднозначными. Уровень инфляции, который в 1979 году составлял двенадцать процентов, снижался медленно, а число безработных значительно выросло. Однако с середины 1980‑х годов экономика начала восстанавливаться: уровень инвестиций вырос, как и показатели занятости; в ФРГ вскоре с завистью заговорили об американском «чуде занятости». Особенно впечатляющими были успехи США в новых секторах биотехнологий и коммуникаций. Однако этот экономический подъем сопровождался огромным раздуванием государственного долга, который за время пребывания Рейгана у власти вырос на 180 процентов и достиг фантастической суммы в 2,6 триллиона долларов: «политика расширения государственного спроса за счет быстро растущего бюджетного дефицита», как справедливо заметил Гельмут Шмидт, «подобной которой не наблюдалось во всем индустриальном мире с 1930‑х годов». В результате масштабы социального неравенства в США резко возросли: в то время как высшие слои населения приумножали свои доходы, нижняя шестая часть населения оказалась за чертой бедности[3]
.В Великобритании новая премьер-министр Тэтчер с мая 1979 года проводила аналогичный курс. После экономического фиаско страны в предыдущие годы ее целью было ограничение государственного влияния на экономику, снижение налогов, сокращение государственных расходов и уменьшение власти профсоюзов. Либерализация финансовых рынков, одна из основных задач «тэтчеризма», действительно привела к огромной динамизации финансовой экономики и вызвала экономический подъем в Великобритании, создав множество новых, в основном хорошо оплачиваемых рабочих мест в секторе услуг. Примеру отмены контроля за движением капитала в Великобритании последовало большинство стран Европейского сообщества. Однако риски, связанные с этим, были небезызвестны: правительства стали сильно зависеть от прихотей международной биржевой торговли из‑за неограниченной мобильности капитала. С другой стороны, либерализация рынка капитала дала такой толчок экономическому динамизму, что ни одно правительство не захотело сопротивляться этой тенденции[4]
.В то же время Тэтчер провела далеко идущее дерегулирование торговли и инвестиций и начала широкую приватизацию ранее государственных предприятий: сталелитейные заводы, угольные шахты, авиакомпании, а также британские железные дороги и нефть Северного моря – волна приватизации беспрецедентного масштаба, которая привела к огромным прибылям в сильных секторах рынка, в то время как менее прибыльные области были быстро закрыты. Отмена субсидий привела к дальнейшему сокращению и без того сильно сократившегося промышленного сектора, так что деиндустриализация в Великобритании проходила гораздо быстрее, чем во Франции или ФРГ. В то же время здесь были урезаны и социальные расходы, так что разрыв между богатыми и бедными еще больше увеличился. Наконец, резкое снижение подоходного налога привело к росту инвестиций в среднесрочной перспективе, но также к значительному сокращению налоговых поступлений, в то время как компенсация за счет увеличения НДС усилила перераспределение снизу вверх. В чрезвычайно жестких и длительных спорах с профсоюзами консервативное правительство в конце концов одержало верх, но ему не удалось решительно сдержать инфляцию, которая достигла 21,9 процента через год после его избрания, и сократить безработицу, которая выросла до 12,4 процента в ходе рецессии 1980–1982 годов[5]
.Эти рыночно-радикальные экономические концепции способствовали укреплению корпораций и высокодоходных компаний и шли рука об руку с отказом от государства всеобщего благосостояния и государственной экономики. В среднесрочной перспективе они привели к усилению экономического роста как в США, так и в Великобритании, но в то же время к ухудшению социального неравенства и, в США, к дезинтеграции государственных финансов. С другой стороны, реформы, особенно налоговые льготы и гибкость заработной платы, улучшили возможности обеих стран на мировом рынке. Это, в свою очередь, отразилось на склонности крупных компаний к инвестированию, которые выбирали места производства и разработки по всему миру в зависимости от того, где они находили наилучшие условия.