История Германии в ХХ веке. Том II

СДПГ пришлось труднее. Ее предыдущая модель успеха – сочетание угольной и сталелитейной промышленности, расширяющейся социальной политики и экономической политики, направляемой государством, – в 1970‑х годах явно достигла своих пределов. «Прогресс», центральная категория социал-демократического мышления, был поставлен под сомнение с нескольких сторон. В конце десятилетия большая часть партии критически относилась к промышленному капитализму, ориентированному на рост. В то же время, однако, социал-демократам практически нечего было противопоставить, казалось бы, неумолимому продвижению глобализации и неолиберализма. Их традиционная социальная база, промышленная рабочая сила, таяла – в 1980 году только 28 процентов членов партии были рабочими, а 36 процентов – государственными служащими и рабочими. Новые слои поддержки партии почти не имели связи со старыми структурами социал-демократической среды, от рабочих советов до шахтерских больниц и социального жилья. Партия страдала не в последнюю очередь от собственных успехов. Дети рабочего класса, для которых повышение уровня образования и профессионального роста было одной из важнейших задач, решаемых с большой энергией на протяжении десятилетий, а также одним из самых больших успехов партии, после окончания школы и поступления в университет покинули не только внутриполитическую социальную среду, но зачастую и сферу влияния и мир идей СДПГ.

Поэтому программная переориентация социал-демократии, которая началась еще до потери участия в правительстве, оказалась очень сложной. С одной стороны, она должна была адаптироваться к изменившимся экономическим и социальным условиям, с другой стороны, она не могла потерять свою политическую идентичность – проблема, с которой в эти годы аналогичным образом столкнулись все социалистические и социал-демократические партии Западной Европы. Здесь столкнулись «модернизаторы» и «традиционалисты», хотя это имело мало общего с традиционными контрастами между правым и левым крылом. В то время как одни призывали к модернизации экономики, усилению рыночных сил и экологической переориентации, другие настаивали на центральной роли государства в экономике и на своей убежденности в том, что рынок не способен справедливо распределять возможности, доходы и богатство. Если одна группа рисковала тем, что по своей программе ее едва ли можно было отличить от «Зеленых», то рецепты другой группы были теми же самыми, которые уже не сработали в 1970‑х годах. Поэтому СДПГ не смогла найти единую, программно согласованную стратегию, и это стало основной причиной того, что период ее оппозиции длился шестнадцать долгих лет.

Но и здесь намечались встречные течения. Подобно Штраусу в Баварии, премьер-министр Йоханнес Рау в Северном Рейне – Вестфалии сумел совместить региональную идентичность, солидарность земляков и политический выбор в пользу СДПГ. «Мы в Северном Рейне – Вестфалии» – так звучал один из лозунгов, с которыми он получил абсолютное большинство в своей земле в 1985 году. Здесь, как и в Баварии или в Баден-Вюртемберге при премьер-министре Лотаре Шпете, проявились новые, постидеологические тенденции, значение которых должно было возрасти в будущем: региональные связи и личность ведущего кандидата были решающими, в то время как программная ориентация партий повсеместно утратила свою значимость[25].