К 1990 году, однако, производство стали упало на двадцать процентов до 43 миллионов тонн. Согласно либеральной доктрине, заводы нужно было закрыть и провести масштабные увольнения. По мнению экспертного совета при правительстве Германии, сохранение рабочих мест за государственный счет в отраслях с высокой избыточностью должно быть отвергнуто: «Нет смысла в том, чтобы в каждой стране создавать ультрасовременную и в то же время высоко субсидируемую сталелитейную промышленность. Сохранение избыточных мощностей за счет налогоплательщиков, сохранение рабочих мест там, где их невозможно сохранить в среднесрочной перспективе, также следует отвергнуть с краткосрочной точки зрения. Это отнимает время и деньги, которые нужны для необходимых мер по реструктуризации»[18]
.Для политиков, однако, проблема была иной, потому что здесь были затронуты целые регионы, где в течение многих лет и десятилетий не будет других рабочих мест в достаточном количестве. Сослаться на рынок здесь не получилось, поскольку это предполагало неограниченную мобильность «человеческого капитала», то есть людей. Этот процесс не ограничился ФРГ, а распространился на все европейские промышленно развитые страны. В Великобритании, однако, правительство Тэтчер не уклонялось от масштабных закрытий в горнодобывающем секторе. Борьба премьер-министра с профсоюзами британских шахтеров, которая длилась несколько лет и была почти беспрецедентной по своей жестокости, стала ярким примером того, к каким социальным издержкам могут привести такие действия. Однако в сталелитейном секторе британское правительство также субсидировало свою отечественную промышленность огромными средствами, как и правительства Италии, Бельгии и Франции.
Немецкие сталелитейные компании отреагировали на кризис масштабной рационализацией и процессом глубокой концентрации. Рабочие, пострадавшие от безработицы, напротив, отреагировали массовыми протестами, кульминацией которых стали массовые демонстрации и перекрытие дорог в 1987 году в Рурской области против угрозы закрытия сталелитейного завода Круппа в Рейнхаузене. Учитывая эту ситуацию, федеральное правительство во многих случаях принимало решение предотвратить или, по крайней мере, отсрочить закрытие заводов путем предоставления государственных субсидий разоряющимся компаниям, чтобы облегчить необходимые процессы адаптации и выиграть время. С точки зрения рыночной экономики это было бессмысленно и дорого, поскольку использовало деньги налогоплательщиков для поддержания промышленных структур, которые больше не были конкурентоспособными на мировом рынке. Кроме того, это укрепило убежденность пострадавших людей в том, что закрытие заводов не является необходимым, если этого хотят только политики[19]
.С точки зрения социальной политики, с другой стороны, альтернативы промежуточным субсидиям практически не было, поскольку опустынивание крупных промышленных регионов было политически несостоятельным, а также противоречило принципу социальной рыночной экономики, который неоднократно подтверждался в ФРГ и не был ориентирован исключительно на экономические аспекты. «Вы хотите просто закрыть целый регион на Сааре, вы хотите закрыть целый регион в Северном Рейне – Вестфалии? – спросил канцлер Коль в 1988 году перед парламентскими группами ХДС/ХСС в бундестаге. – Так не пойдет! Нам нужны переходные меры». Таким образом, общая сумма субсидий увеличилась более чем на тридцать процентов с 1980 по 1990 год – с 25 миллиардов марок до 32 миллиардов марок. Число занятых в сталелитейной промышленности продолжало снижаться, хотя и меньшими темпами, с 400 тысяч человек в 1982 году до 320 тысяч человек в 1990 году[20]
.Однако развитие мирового производства стали в годы после 1990 года пошло не так, как ожидали эксперты. Благодаря быстрому процессу индустриализации в Китае и других странах, которые вскоре станут так называемыми развивающимися, мировой спрос на сталь снова вырос и в 2007 году достиг 1346 миллионов тонн, что более чем в два раза превышает объем производства 1982 года. Однако на долю ФРГ пришлось только три процента от этого объема.