Это необычайное ускорение процесса европейской интеграции в течение четырех лет между 1984 и 1988 годами было политическим чудом. Учитывая стагнацию и многообразные регрессии, которые пережило Европейское сообщество за предыдущие десять лет, никто не осмелился бы предсказать такое развитие событий в начале 1980‑х годов. Преимущественно экономические факторы способствовали тому, что воля к европейскому объединению возросла до такой степени и традиционные национальные политические опасения на несколько лет отошли на задний план. Динамика глобализации показала, что на уровне усилий национальных государств уже невозможно обеспечить сохранение уровня жизни, достигнутого в Западной Европе, не говоря уже о его заметном повышении. Продолжительный экономический кризис и связанные с ним структурные изменения способствовали формированию новой экономической структуры, основанной на услугах, высоких технологиях и цифровизации, а она требовала затрат на развитие в таких масштабах, которые могли позволить себе лишь очень немногие отдельные государства. Яркими примерами этого стали авиастроение, космические программы, генетические исследования и индустрия связи. То, что европейские страны в то же время хотели ограничить прогрессирующее превосходство Западной Германии и использовать его в своих интересах, было вполне законным, как и стремление Германии совместить экономическую интеграцию с политической интеграцией, чтобы обеспечить политическую согласованность и ответственность поведения стран-участников.
Но одни лишь экономические и политические мотивы не были решающими. Присоединение экономически слабых южных стран убедительно доказало это, поскольку с экономической точки зрения такое расширение не имело смысла: валовой внутренний продукт на душу населения был в Португалии и Греции на сорок процентов, а в Испании на тридцать процентов ниже среднего европейского уровня[97]
. Это расширение было прежде всего политически мотивированным. Во всех трех странах до середины 1970‑х годов существовали правые авторитарные диктатуры, которые в Португалии и Испании длились десятилетиями и легли тяжелым бременем на демократическую Европу. Перспектива скорого принятия в Европейское сообщество с консолидированной демократической и конституционной структурой, без сомнения, была – наряду с прямой финансовой помощью – одним из самых сильных стабилизирующих факторов молодых демократий в этих странах. Европейская идея, как бы она ни была сформирована экономическим расчетом, несомненно, обладала идеалистическим стержнем, без которого невозможно было бы преодолеть многочисленные противоречия и национальные различия интересов. На этот европейский идеализм сильно повлиял опыт Второй мировой войны или всей первой половины XX века, и поэтому он получил явную поддержку со стороны европейского населения.Однако в своей реализации европейская интеграция была проектом элит, который пользовался доброжелательным, но довольно сдержанным вниманием со стороны общественности. Вероятно, именно по этой причине он смог продолжаться так долго без сильного внутреннего сопротивления. За редким исключением, не проводилось ни выборов, ни голосований за или против европейской интеграции, хотя национальный суверенитет и интересы отдельных государств были затронуты присоединением в чрезвычайной степени. До тех пор, пока экономические эффекты сообщества воспринимались преимущественно как положительные, никаких проблем не возникало. Однако, если бы ситуация изменилась, дефицит демократии в европейском проекте представлял бы значительную опасность, поскольку он не имел никакой иной легитимности кроме той, что основывалась на его экономической успешности.
После советского возражения против визита Хонеккера в ФРГ в 1984 году германо-германские отношения вначале не развивались в той же степени, что и в предыдущие годы. Но правительство ГДР все же отреагировало на финансовую помощь со стороны Западной Германии значительным расширением возможностей для зарубежных поездок своих граждан. Если в 1982 году только 45 тысячам граждан ГДР моложе пенсионного возраста было разрешено посетить Западную Германию, то в 1986 году эта цифра составила 573 тысячи, а в 1987 году – 1,2 миллиона. Таким образом, были исполнены давние желания многих граждан ГДР, хотя влияние поездок на Запад на удовлетворенность населения было весьма амбивалентным, поскольку материальное благополучие, которое люди видели в ФРГ, резко отличалось от повседневной реальности в ГДР[98]
.