Читаем История Германии в ХХ веке. Том II полностью

Оставивший глубокий след шок от мирового экономического кризиса 1973–1982 годов придал новый импульс процессу европейского объединения с середины 1980‑х годов. Это был процесс, по времени параллельный открытию Советского Союза и приведший к результатам сравнимого исторического значения, но получивший гораздо меньше общественного внимания, чем политика Горбачева. В 1982 году, в конце кризиса, инфляция и безработица в странах Европейского сообщества составляли в среднем десять процентов, бюджеты были хронически перегружены, а последствия структурных изменений ощущались еще долгие годы. Более того, европейская экономика оставалась крайне несбалансированной. Валовой внутренний продукт на душу населения в ФРГ в 1980‑х годах был примерно на тридцать процентов выше, чем в среднем по странам сообщества, на пятнадцать процентов во Франции и на один процент в Великобритании[93]. К этому времени Европа также явно отставала от США и Японии в области технологий, особенно в информационно-коммуникационном секторе. Японский вызов, в частности, рассматривался в европейских государствах как тревожный знак, поскольку японцы не только продавали в Европе автомобили в больших количествах, но даже в значительной степени вытесняли европейские фирмы на европейском рынке в области электроники. Без европейского альянса с такими задачами справиться было невозможно, не в последнюю очередь потому, что национальные рынки были слишком малы для современных дорогостоящих производственных линий.

Вторым мотивом для активизации усилий по европейской интеграции стал, как это часто бывало раньше, страх европейцев перед последствиями доминирования западногерманской экономики. Особенно во Франции были широко распространены опасения по поводу все более расширяющегося экономического господства Германии. Новый президент-социалист Миттеран четко определил свои цели: способствовать модернизации собственной национальной экономики и предотвратить превращение экономической гегемонии Западной Германии в политическую гегемонию в Европе посредством более тесных экономических связей с Западной Германией. С другой стороны, он критически относился к политическому углублению европейской интеграции, за которое выступали немцы, – не в последнюю очередь потому, что видел в ней опасность для национального суверенитета Франции.

Но только после того как весной 1983 года Миттеран изменил курс своей экономической политики, возникли условия для нового ускорения реализации европейского проекта. В большинстве других промышленно развитых стран Европейского сообщества переход от кейнсианской политики, ориентированной на спрос, к монетаристским и ориентированным на предложение концепциям был уже давно завершен, а во Франции Миттеран, правительство которого было сформировано социалистами и коммунистами, поначалу продолжал полагаться на старые инструменты – государственное вмешательство и дефицитное бюджетное финансирование, – но успеха не достигал. Впоследствии новый министр экономики Франции Делор переориентировал экономическую политику Франции на курс снижения налогов и бюджетной дисциплины, так что в будущем стало гораздо легче проводить общую европейскую экономическую политику. Год спустя Миттеран изменил и свою прежнюю позицию по вопросу о европейской интеграции. Усиление экономической интеграции Европы теперь решено было сочетать с политической интеграцией и укреплением европейских институтов. Поскольку правительство Германии полностью поддерживало эти идеи, сотрудничество двух экономически сильнейших государств Европейского сообщества стало мощным двигателем для ускорения европейского дела. Это оказалось решающим фактором[94].

Процесс, последовавший за этим, занял удивительно короткое время. В период с лета 1984 года по февраль 1986 года европейцам впервые удалось решить некоторые из своих постоянных проблем. Так, после долгой борьбы был найден компромисс по взносам в британский бюджет. Кроме того, вслед за Грецией в сообщество были приняты Испания и Португалия. Таким образом, процесс европейской интеграции вновь набрал обороты и теперь мог опираться на значительно более широкую пространственную основу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
MMIX - Год Быка
MMIX - Год Быка

Новое историко-психологическое и литературно-философское исследование символики главной книги Михаила Афанасьевича Булгакова позволило выявить, как минимум, пять сквозных слоев скрытого подтекста, не считая оригинальной историософской модели и девяти ключей-методов, зашифрованных Автором в Романе «Мастер и Маргарита».Выявленная взаимосвязь образов, сюжета, символики и идей Романа с книгами Нового Завета и историей рождения христианства настолько глубоки и масштабны, что речь фактически идёт о новом открытии Романа не только для литературоведения, но и для современной философии.Впервые исследование было опубликовано как электронная рукопись в блоге, «живом журнале»: http://oohoo.livejournal.com/, что определило особенности стиля книги.(с) Р.Романов, 2008-2009

Роман Романов , Роман Романович Романов

История / Литературоведение / Политика / Философия / Прочая научная литература / Психология
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!
1937. Как врут о «сталинских репрессиях». Всё было не так!

40 миллионов погибших. Нет, 80! Нет, 100! Нет, 150 миллионов! Следуя завету Гитлера: «чем чудовищнее соврешь, тем скорее тебе поверят», «либералы» завышают реальные цифры сталинских репрессий даже не в десятки, а в сотни раз. Опровергая эту ложь, книга ведущего историка-сталиниста доказывает: ВСЕ БЫЛО НЕ ТАК! На самом деле к «высшей мере социальной защиты» при Сталине были приговорены 815 тысяч человек, а репрессированы по политическим статьям – не более 3 миллионов.Да и так ли уж невинны эти «жертвы 1937 года»? Можно ли считать «невинно осужденными» террористов и заговорщиков, готовивших насильственное свержение существующего строя (что вполне подпадает под нынешнюю статью об «экстремизме»)? Разве невинны были украинские и прибалтийские нацисты, кавказские разбойники и предатели Родины? А палачи Ягоды и Ежова, кровавая «ленинская гвардия» и «выродки Арбата», развалившие страну после смерти Сталина, – разве они не заслуживали «высшей меры»? Разоблачая самые лживые и клеветнические мифы, отвечая на главный вопрос советской истории: за что сажали и расстреливали при Сталине? – эта книга неопровержимо доказывает: ЗАДЕЛО!

Игорь Васильевич Пыхалов

История / Образование и наука