Экономический перевес ФРГ стал еще более усиливаться после того, как западногерманская экономика, несмотря на все свои проблемы, вышла из экономического кризиса 1973–1982 годов лучше и сильнее, чем экономика большинства других европейских стран. Положительное сальдо экспорта Германии по отношению к странам Европейского сообщества, которое в 1983 году составляло 18,3 миллиарда марок, к 1988 году увеличилось до более чем 80 миллиардов марок. В любом случае стало очевидно, что для экономического союза, как это предусматривалось в планируемом едином рынке, недостаточно просто координировать европейские валюты. Идея европейского валютного союза, которая обсуждалась снова и снова со времен плана Вернера 1970 года и основания СЭВ в 1979 году, теперь стала вновь предметом обсуждения[96]
.Сторонники быстрого создания валютного союза делали ставку прежде всего на то, что общая валюта окажет огромное давление на все страны, подталкивая их к унификации: с помощью европейского центрального банка национальная экономическая и финансовая политика стран – участников валютного союза, думали они, будет унифицирована и скоординирована – процесс, который в противном случае занял бы в разы больше времени. Кроме того, французские политики, в частности, не скрывали, что подавляющее положение германского Бундесбанка препятствует дальнейшему углублению европейской интеграции. Очевидно, что большинство стран Европейского сообщества надеялись, что валютный союз позволит всему сообществу в большей степени воспользоваться экономической и финансовой мощью Германии и что экономический дисбаланс можно было бы уменьшить.
Противники быстрого перехода к валютному союзу – и здесь в первую очередь правительство Германии – видели прежде всего опасности, которые были бы связаны с валютным объединением столь разных национальных экономик. Экономическая политика в отдельных странах, например в отношении инфляции и бюджетной политики, по-прежнему чрезвычайно сильно различалась. Однако до сих пор последствия этих различий, такие как более высокая или более низкая инфляция, сильный или слабый рост, сказывались на национальных индивидуальных валютах и при необходимости могли быть компенсированы путем ревальвации или девальвации. А единая валюта была бы разрушена такими различиями. Скорее, согласно позиции Западной Германии, валютный союз может возникнуть, если вообще возникнет, только после более длительного переходного этапа, когда экономическая и финансовая политика отдельных стран уже сблизится, а их экономические показатели станут одинаковыми.
Идея валютного союза не была популярна среди населения Западной Германии в конце 1980‑х годов, потому что опыт экономического прогресса после 1948–1949 годов был так тесно связан с историей немецкой марки. Кроме того, существовало опасение, что германский Бундесбанк потеряет свои сильные позиции в результате валютного союза и, таким образом, больше не сможет противостоять инфляционным тенденциям в Европе, которые встречали гораздо меньшее сопротивление в других странах Европейского сообщества, чем в ФРГ.
Здесь было трудно найти путь, который казался бы жизнеспособным для обеих сторон, особенно для Франции и ФРГ. Это стало возможным, когда французская сторона согласилась с тем, что валютный союз должен быть организован в основном по германским принципам. Это означало: независимость Европейского центрального банка, равномерный экономический рост, стабильность цен, сбалансированные бюджеты, низкий уровень безработицы и цель единого уровня жизни в Европе в качестве обязательной основы для национальной экономической и финансовой политики. С другой стороны, в Бонне преобладало мнение, что при таких обстоятельствах уже нельзя выступать против валютного союза в принципе. В июне 1988 года главы европейских правительств договорились в Ганновере начать конкретную подготовку к созданию валютного союза. Вопрос о том, удастся ли найти жизнеспособную основу, разделяемую всеми членами Европейского сообщества, оставался открытым, как и вопрос о том, сколько времени потребуется для введения общей валюты.