История Германии в ХХ веке. Том II

Для боннского правительства финансовая поддержка ГДР была оправдана прежде всего тем, что дальнейший развал экономики восточногерманского государства ухудшил бы социальное и политическое положение его населения. Однако грань между гуманитарной помощью людям и сотрудничеством с режимом была тонкой. Покуда речь шла о таких вопросах, как оплата транзита через территорию ГДР между Западным Берлином и ФРГ – а за него ФРГ перечисляла правительству ГДР почти миллиард марок ежегодно, – такая помощь не вызывала возражений. По-другому обстояло дело с так называемым выкупом узников. За освобождение каждого политического заключенного в ГДР правительство ФРГ выплачивало восточногерманским властям около 95 тысяч марок. В общей сложности за 13 тысяч заключенных с 1977 по 1988 год было выплачено около 1,2 миллиарда марок. Таким образом, режим СЕПГ за счет увеличения числа политических заключенных мог увеличивать приток иностранной валюты. Это был грязный бизнес, однако с точки зрения Западной Германии никакой реалистичной альтернативы ему не было[99].

В то время как правительство ФРГ лавировало в отношениях с ГДР между риторической дистанцией и прагматическим сотрудничеством, на уровне партий СДПГ установила гораздо более прямой контакт с СЕПГ. Уже во время формирования «Солидарности» в Польше и последующего объявления военного положения генералом Ярузельским, наиболее пацифистски настроенное крыло западногерманской социал-демократической партии, представленное Эгоном Баром и Оскаром Лафонтеном, придерживалось принципа «сохранение мира важнее прав человека». Теперь это повторилось и в отношении ГДР: общая для обоих германских государств угроза, которую представляло ядерное оружие сверхдержав, настолько сильно их объединяла, что идеологические противоречия стали второстепенными, поэтому «партнерство в сфере безопасности» между обоими германскими государствами заставило политический антагонизм между ними отойти на второй план – таков был основной тезис Бара[100]. Кульминацией этой стратегии, подтвержденной на партийных съездах СДПГ в середине 1980‑х годов, стали интенсивные переговоры с СЕПГ, которые в итоге вылились в меморандум под названием «Спор идеологий и общая безопасность», который в августе 1987 года был совместно принят СДПГ и СЕПГ. СДПГ рассматривала этот документ как прямое продолжение своей Ostpolitik времен Вилли Брандта, но в правящей коалиции его восприняли преимущественно критически. «Обе социальные системы, – говорится в тексте, – должны признать друг за другом способность развиваться и реформироваться», а политическая конкуренция между системами укрепит стремление к реформам с обеих сторон. Учитывая инициативы Горбачева, это, несомненно, было понятно. Но возникал вполне закономерный вопрос, относится ли это так же к ГДР, правительство которой подчеркнуто дистанцировалось от этих реформ. «Общая безопасность, – гласил центральный пассаж меморандума, – предусматривает отказ от попыток прямого вмешательства в практическую политику других государств»[101]. Хотя надежда на реформы в ГДР в 1987 году, возможно, все еще основывалась на том, что искра из Советского Союза может рано или поздно перескочить в ГДР, отказ от «вмешательства» был гораздо более далеко идущим определением, которое воспринималось как отказ от критики условий соблюдения прав человека в ГДР. Поэтому неудивительно, что СДПГ общалась почти исключительно с руководством СЕПГ и не проявляла интереса к установлению контактов с восточногерманской оппозицией, как это делали в особенности «Зеленые», представителей которых, впрочем, вскоре перестали впускать в ГДР.

Меморандум ясно показал, что часть членов СДПГ и близких к ней журналистов считала, что Германия разделена навсегда, и, что было еще важнее, больше не воспринимала ГДР как неправовое государство, как диктатуру. Это было связано с недостатком интереса и знаний, но также и с широко распространенным мнением, что социальные права, обеспеченные в ГДР, как бы перевешивают права человека и свободы, существующие в ФРГ[102].

В этой ситуации официальный визит Хонеккера в ФРГ, на который советское руководство в конце концов все-таки дало согласие, мог подтвердить представление о «нормальности» положения дел в ГДР. В начале сентября 1987 года Хонеккер прибыл в Бонн, был принят там со всеми почестями, подобающими иностранному государственному деятелю, и совершил поездку по стране. Западногерманская общественность уделяла визиту большое внимание: было очевидно, что он означал публичное признание ГДР со стороны ФРГ, которого ждали несколько десятилетий. Возможно, Хонеккер считал, что находится на пике своего политического успеха. Тот факт, что именно консервативный канцлер обеспечил возможность этого триумфа Хонеккера, был тем более примечателен, что благодаря ему теперь казалось, что никакая политическая сила в ФРГ больше не сопротивляется признанию разделения Германии, – ведь именно этому признанию был равнозначен визит главы ГДР.