Вероятно, магазины «Интершоп» принесли ГДР больше политического вреда, чем экономической пользы. Одно лишь обладание западногерманскими деньгами давало гражданам ГДР возможность вырваться из тоскливой и скудной экономики ГДР, а красочное изобилие западного мира потребления, представленное в магазинах «Интершоп», затмевало всю антизападную пропаганду СМИ ГДР. Благодаря распространению социалистического общества потребления и интенсификации западной торговли иностранная валюта стала самым ценным товаром в ГДР. Таким образом, гражданам ГДР теперь почти ежедневно демонстрировали разницу между экономическими показателями социалистической и западной экономики – соревнование, которое социалистическая плановая экономика никогда не могла выиграть и которое ускорило ее разрушение. СЕПГ отказалась от борьбы с западными СМИ. Первоначально правительство ГДР, как и другие страны СЭВ, решило принять не западногерманскую систему цветного телевидения PAL, а французскую SECAM. Однако с 1977 года телевизоры ГДР были оснащены системами SECAM и PAL, которые, правда, стоили от четырех до шести тысяч марок (и тем не менее продавались в большом количестве). Таким образом, каналы ARD и ZDF можно было принимать почти везде в ГДР, и с 1970‑х годов их, вероятно, смотрели гораздо больше, чем программы телевидения ГДР. Это постоянное потребление западного телевидения означало, что граждане ГДР получали информацию не только о политических событиях в мире, но и о происходящем в самой ГДР, причем в основном с точки зрения более надежных западных вещателей, а новости из отечественных СМИ они воспринимали как пропаганду СЕПГ – каковой те и были.
Помимо политических новостей развлекательные программы, художественные фильмы и сериалы западногерманских телеканалов предлагали вечернее погружение в мир Запада с его красочной товарной эстетикой и блестящим миром Голливуда. Для СЕПГ это было политически нежелательно, ведь из западных СМИ звучал «голос политического противника», как подчеркнул один из членов Политбюро в 1977 году[28]
. Тем не менее власти ГДР с 1975 года больше ничего не предпринимали против распространения западных СМИ, потому что они слишком хорошо знали, что техническое отключение от западного вещания приведет к волнениям и раздражению среди населения. С другой стороны, постоянное потребление продукции западных СМИ имело косвенный стабилизирующий эффект, поскольку многим гражданам ГДР уже не нужно было самим уезжать на Запад: они видели его ежедневно по телевизору.Со сменой власти в 1971 году культурная политика также изменилась; во всяком случае, высказывания Хонеккера об искусстве в декабре 1971 года привлекли большое внимание: «Если исходить из твердой позиции социализма, то, по моему мнению, в области искусства и литературы не может быть никаких табу. Это относится как к вопросам содержания, так и стиля»[29]
. Это сказал тот же Хонеккер, который в 1965 году инициировал «зачистку» в культурной политике, открыв тем самым длительную фазу цензуры и репрессий. Теперь произошел новый поворот курса, и среди художников и писателей, театральных режиссеров и кинематографистов возникло ощущение свежих веяний, которое усилилось благодаря скоро ставшему заметным ослаблению цензуры и правил публикации. Особенно это касалось литературы, которая всегда пользовалась особым вниманием со стороны властей. ГДР гордилась тем, что является «читающей страной». Романы восточногерманских авторов выходили большими тиражами, а новые книги таких литературных звезд, как Стефан Гейм, Герман Кант, Эрих Лёст, Фолькер Браун, Гюнтер де Бройн, Стефан Хермлин или Криста Вольф, становились сенсациями, которые активно обсуждались и интерпретировались. Поскольку СМИ ГДР строго придерживались генеральной линии партии (и соответственно были скучны), только литература давала возможность публично обсуждать то, о чем иначе не писали. Будь то о политических или социальных обидах, о личном опыте и проблемах, об открытой или скрытой критике цензуры и доносчиков – читатели выискивали в книгах «те самые места», читали между строк, восхищались смелостью или хитростью авторов. Таким образом, литература взяла на себя функцию замещающего дискурса о собственном обществе и жила за счет того, что в ГДР не существовало публичной сферы в узком смысле слова.