История Германии в ХХ веке. Том II

В то время как внимание германского и международного общественного мнения было приковано к драме падения ГДР и переговорам о единстве Германии, был взят курс на второй, параллельный процесс объединения. Он частично осуществлялся теми же акторами и имел такое же историческое значение, как и объединение Германии, но вызвал несравнимо меньший интерес у общественности: речь идет о реализации европейского экономического и валютного союза. Тем не менее процессы объединения Германии и Европы были во многом взаимосвязаны и взаимообусловлены. Доминирование западногерманской экономики усилило страх перед гегемонией Германии в Европе, особенно во Франции. Президент Миттеран не скрывал, что рассматривает экономический и валютный союз, принципиально согласованный в Ганновере летом 1988 года, как решающий шаг к сдерживанию экономической мощи Германии. Летом 1989 года главы правительств стран Европейского сообщества в Мадриде сделали еще один шаг вперед. По предложению президента Комиссии Делора они согласовали дорожную карту по созданию валютного союза, состоящую из трех этапов. На первом этапе все страны Европейского сообщества должны были еще больше гармонизировать свою экономическую политику и участвовать в механизме обменных курсов Европейской валютной системы (ЕВС). На этом этапе также должны были состояться переговоры по договору о создании Европейского экономического и валютного союза, который стал бы основой для второго этапа – создания Европейского центрального банка. Наконец, планировалось, что на третьем этапе важные полномочия правительств отдельных стран в области экономической и валютной политики будут переданы Европейскому сообществу, будут согласованы фиксированные валютные курсы и в конце концов будет введена европейская валюта. Однако при этом должны были действовать определенные правила. Все страны-участники должны были взять на себя обязательство соблюдать обязательные правила экономической и бюджетной политики для достижения стабильности цен, примерно равного экономического роста и сбалансированного торгового баланса в отдельных национальных экономиках. Эти условия в значительной степени соответствовали условиям, желаемым германским правительством. Однако, в отличие от предыдущих переговоров, была определена конкретная дата: первый этап должен был вступить в силу уже 1 июля 1990 года, и движение капитала в Европе также должно было быть в основном либерализовано к этой дате, что, как ожидалось, должно было дать огромный импульс для динамичного экономического роста в Европе[55]. Однако не было согласовано никаких фиксированных дат для второго и третьего этапов, и германская сторона была мало заинтересована в ускорении движения к ним. С одной стороны, это было связано с тем, что канцлер Коль не хотел публично обсуждать политически чувствительный вопрос об отказе от немецкой марки в пользу единой европейской валюты до выборов в бундестаг в декабре 1990 года. С другой стороны, правительство ФРГ хотело, чтобы прогресс в европейской экономической и валютной интеграции был обязательно связан с соответствующим прогрессом в создании политического союза. В частности, речь шла о передаче полномочий от национальных правительств институтам Сообщества, об общей внешней политике и политике безопасности, а также о расширении полномочий Европейского парламента. По всем трем пунктам французское правительство, как и британское, было очень осторожным. Французские устремления были направлены главным образом на интеграцию германской экономики и создание общей валюты, благодаря чему европейские партнеры могли бы извлечь выгоду из сильной западногерманской экономики и валюты и предотвратить гегемонию Германии в Европе. Опасения европейских партнеров не ограничивались ожидаемым экономическим доминированием немцев. По мнению Миттерана, ФРГ добилась определенного экономического превосходства в Европе и хотела использовать это политически в будущем. В то же время, сказал Миттеран в другом месте, немцы завидовали Франции как ядерной державе и хотели преодолеть это ее превосходство с помощью своей валюты. «В определенном смысле немецкая марка является их ядерной бомбой»[56]. Независимо от того, были ли эти аналогии верны или нет, с лета 1989 года Франция и большинство других стран Европейского сообщества настаивали на скорейшем созыве межправительственной конференции для подготовки к началу второго этапа процесса объединения. В этот момент процесс европейского объединения все больше и больше переплетался с вопросом объединения Германии, который неожиданно оказался на повестке дня. В то время как правительство ФРГ было полностью сосредоточено на событиях в ГДР, французская сторона все более настойчиво требовала скорейшей подготовки второго этапа и, таким образом, безоговорочного начала европейского валютного союза, а канцлер Коль так же категорично уклонялся от подобных обязательств в тот момент. В связи с событиями в Восточно-Центральной Европе осенью 1989 года недоверие к динамичному развитию двух германских государств стало еще больше расти как во Франции, так и в других странах Европейского сообщества – в частности, в Италии, Нидерландах и Великобритании, – особенно после того как Коль в ноябре объявил свои «Десять пунктов», не посоветовавшись со своими европейскими партнерами. 30 ноября, обращаясь к министру иностранных дел Геншеру, Миттеран не скрывал своего недовольства поспешностью Коля в вопросе о единстве Германии и его нежеланием отвечать на требования немедленно начать подготовку к созданию европейского валютного союза: «Если единство Германии будет реализовано до единства Европы, против вас выступит Тройственный союз (Франция, Великобритания, СССР), как в 1913 и 1939 годах. <…> Вы будете окружены, и это закончится войной, в которой все европейцы снова объединятся против немцев. Это то, чего вы хотите? Если же германское единство будет создано после того, как единство Европы достигнет прогресса, тогда мы поможем вам»[57]. Это были сильные слова, которые показали степень беспокойства, даже истерии, возникшей среди европейских союзников в результате предстоящего объединения Германии. В то же время, однако, в этих словах было и ясное указание на взаимообусловленность двух вопросов: западные европейцы согласятся на единство Германии только в том случае, если немцы сначала согласятся на экономический и валютный союз[58].