История Германии в ХХ веке. Том II

Следствием подобного положения дел стали бесчисленные конференции и переговоры по договорам в период с 1948 по 1957 год. Уже начальная ситуация молодой ФРГ указывала на распределение интересов: федеральное правительство и правительства земель находились под контролем верховных комиссаров, которые обосновались в Петерсберге под Бонном. Даже иностранные послы были аккредитованы там, а не при федеральном правительстве. Петерсбергское соглашение от 22 ноября 1949 года, которое определяло договоренности между Верховной комиссией и вновь созданным федеральным правительством, также почти не предусматривало уступок со стороны союзников. Вопреки настоятельным пожеланиям Аденауэра, демонтаж немецкой оружейной промышленности не был остановлен этим соглашением, а только сокращен. В то же время, однако, правительство Германии должно было стать членом Международного Рурского управления. Это обезопасило рурскую промышленность от дальнейшего демонтажа, но в то же время она оказалась под международным контролем, что означало потерю немецкой стороной самостоятельности в экономической политике в этом регионе. Высказывание Шумахера о том, что Аденауэр был «канцлером союзников», было не совсем ошибочным в этом отношении, но он не понимал, что ничего нельзя было добиться без таких предварительных уступок союзникам, которые были настроены очень решительно.

Федеральное правительство столкнулось с такой же вынужденной ситуацией во время переговоров о вступлении в ОЕЭС. Де-факто оно было лишено права принимать решения по внешнеэкономической политике, но в то же время получило возможность реинтегрироваться в мировую торговлю. Аналогичная картина возникла в ходе переговоров о приеме в Совет Европы: федеральное правительство стремилось к вступлению, рассматривая это как признание государственного суверенитета, но была одна проблема. Саар, временно переданный под французский контроль, также должен был стать членом этого органа. По мнению Шумахера, это узаконило бы отрыв Саарского региона от немецкой территории. Тем не менее Аденауэр согласился – и, как оказалось, был прав.

Если в качестве отправной точки и мерила взять прежде гораздо более далеко идущие цели Франции, то становится ясно, что политика уступок, безусловно, принесла ФРГ свои плоды. Франции не удалось ни отделить Рур от Германии, ни помешать созданию западногерманского государства. Даже ограничение производства стали в Германии не могло долго сохраняться в условиях усугубляющегося международного кризиса. Международное Рурское управление также не оправдало французских надежд; более того, оно настолько вопиющим образом ущемляло интересы немецкой стороны, что это соглашение не могло просуществовать долго. Однако, прежде всего, американцы оказали сильное давление на французское правительство и в конце концов убедили его отказаться от сдерживающей политики и способствовать быстрой и окончательной интеграции ФРГ в Западную Европу.

Если Франция хотела помочь в формировании путей интеграции ФРГ в Европу, она должна была взять на себя ведущую роль – такова была основная идея так называемого «Плана Шумана». Он предусматривал, что Франция, ФРГ, страны Бенилюкса и Италия образуют общий рынок угля и стали. Это должно было стать первым шагом к более масштабной координации и интеграции европейских экономических отношений, а также, возможно, к политической интеграции. Нет сомнений, что первоначально план соответствовал, прежде всего, французским интересам, в частности обеспечению поставок угля Германией. Но поскольку таким образом были бы устранены дискриминационные положения Международного Рурского управления, такая интернационализация всего угольного и металлургического сектора в шести европейских странах – а не только в Рурской области – могла подходить только для немецкой стороны. Но и здесь правительство Германии отказалось от суверенных прав, хотя и не пользовалось ими ранее. Это облегчило утверждение проекта, несмотря на то что СДПГ настаивала на необходимости отклонить его.

Несомненно, соглашение о создании Европейского объединения угля и стали, подписанное 18 апреля 1951 года, ознаменовало собой новый, революционный путь в европейской политике. Европейская интеграция, начатая ОЕЭС (созданной под давлением Америки), теперь, казалось, стала реальностью и не была лишь пустыми словами, хотя и в форме органа экономической координации, выполнявшего исключительно прагматические задачи. Это, конечно, явно противоречило честолюбивым планам относительно Европы, не в последнюю очередь среди молодого поколения – от панъевропейцев до сторонников оксидентализма, которые пропагандировали своего рода общеевропейский национализм или «каролингскую» Европу под влиянием католицизма. Но в перспективе это было скорее преимуществом»[14].