История Германии в ХХ веке. Том II

В свете этих событий шаги по укреплению европейской интеграции были очевидны, особенно для Франции, которая после провала в Суэцком кризисе оказалась в значительной политической изоляции и система государственного управления которой характеризовалась нестабильностью и частой сменой правительств. В этой ситуации отношения с Федеративной Республикой неожиданно оказались одним из немногих перспективных направлений французской внешней политики. После войны, как говорили в то время острые языки, у Франции не было врагов, кроме немцев, но теперь у нее не было больше друзей, кроме немцев. После того как одна из главных проблем между Западной Германией и Францией была решена голосованием в Сааре, где избиратели однозначно высказались за присоединение к Федеративной Республике, на переговорах о продолжении европейской интеграции удалось сравнительно быстро найти приемлемый для обеих стран компромисс. В соответствии с ним в течение двенадцати лет должны были быть отменены все внутренние тарифы стран-участников и создан общий рынок, на котором устранялись бы барьеры для свободного перемещения товаров, услуг, капитала и рабочей силы. Создание Европейского экономического сообщества было связано с созданием европейского Агентства по ядерной энергии, которое предусматривало европейскую интеграцию национальных атомных отраслей. Однако если последний вариант оказался менее жизнеспособным и вскоре был забыт, то Европейское экономическое сообщество быстро стало образцом успеха: гармонизация таможенных тарифов фактически была проведена менее чем за двенадцать лет, либерализация товарооборота привела к значительному расширению торговли внутри сообщества, а валовой национальный продукт шести членов Европейского экономического сообщества (ЕЭС) вырос значительно больше, чем у стран, не входящих в него. В этой связи были опровергнуты опасения министра экономики Эрхарда, который опасался, что небольшой европейский экономический союз будет проводить протекционистскую политику по отношению к странам, не входящим в него, что может нанести ущерб западногерманской экономике, ориентированной на мировой экспорт. Эрхард скорее выступал за британское предложение о создании широкой общеевропейской зоны свободной торговли на базе ОЕЭС.

Однако Аденауэр отверг этот вариант. Для него на первом месте стояли цели политической интеграции, а экономические цели были вторичны. Решающим фактором был политический характер европейского объединения, подчеркивал он, которое «должно привести не просто к техническому сотрудничеству, а к созданию сообщества, которое – также в интересах воссоединения – обеспечит такое же направление политической воли[20].

В западноевропейских странах европейская интеграция привлекала мало внимания общественности, по крайней мере после неудачной попытки создания ЕОС. Хотя общая идея объединения Европы, безусловно, была встречена с одобрением в странах-участниках, ни переговоры о создании ЕЭС, ни подписание договоров 25 марта 1957 года в Риме не вызвали особого энтузиазма в присоединяющихся странах. В парламентах договоры были приняты быстро и без серьезных дебатов. В Федеративной Республике только партии национального крыла – Общегерманский блок и СвДП – проголосовали против, а СДПГ, которая после смерти Шумахера постепенно стала поддерживать интеграционную политику Аденауэра, выступила за принятие договоров, за которое бундестаг проголосовал 5 июля 1957 года. В западногерманской общественности проект европейской интеграции встретил соответствующий, но сдержанный интерес, что объяснялось прежде всего тем, что с самого начала он был делом элиты, а не широких слоев населения. Очевидно, что он был слишком сложным, слишком новым и слишком прагматичным, чтобы стать предметом политических дебатов. Детальная регламентация постепенной отмены таможенных пошлин не очень подходила для дискуссий, а тщательно бюрократизированный характер формирующихся брюссельских властей вызывал скорее незаинтересованность, чем заинтересованность, так что интеграция западноевропейских стран, 15 лет назад враждовавших друг с другом, не воспринималась как политическая сенсация.