Однако столь яростные протесты против денацификационной политики союзников всегда были связаны и с категорическим отречением от «национал-социализма». Правда, со временем значение этого термина было сведено к горстке руководителей СС и их участию в убийстве евреев. Здесь оказалось важным то обстоятельство, что большинство людей в Германии только слышали о массовых преступлениях в германских лагерях уничтожения, но на себе испытали зверства, совершенные против самих немцев, – от бомбовых налетов союзников до бегства и изгнания, голода и вывоза заводов по репарациям. Значительная часть немцев чувствовала себя не виновниками, а скорее жертвами войны и диктатуры, которая, в их представлении, захватила их страну подобно оккупанту. «Германский народ, – заявил сам кардинал Кёльнский Фрингс, – был в гораздо большей степени жертвой, чем виновником этих зверств». И эти страдания еще не закончились: сначала преследуемые и лишенные гражданских прав нацистами, а затем державами-победителями, немцы оказались жертвами сразу в двух смыслах, утверждал кардинал[31].
Герман Гессе, лауреат Нобелевской премии по литературе 1946 года, внимательно наблюдал за развитием событий из Швейцарии. Один германский промышленник и семьянин, писал он в горьком письме Луизе Ринзер, недавно спросил его, «что, по моему мнению, должен был делать благонамеренный и порядочный немец в годы правления Гитлера? Он же ничего не мог остановить, не мог помешать Гитлеру, ничего не мог сделать против него, потому что это было бы безумием, это стоило бы ему хлеба, свободы и, в конце концов, даже жизни». Другие немцы, продолжал Гессе, которые были членами партии в течение многих лет, теперь говорили ему, «что все эти годы они всегда были одной ногой в концлагере, и мне приходилось отвечать им, что я могу серьезно воспринимать только тех противников Гитлера, которые обеими ногами были в лагерях, а не одной ногой в лагере, а другой в партии». Бывшие знакомые, долгое время являвшиеся ярыми нацистами, продолжал Гессе, «подробно рассказывают мне о своей повседневной жизни, о разрушениях от бомб и домашних заботах, о своих детях и внуках, как будто ничего не произошло, как будто между нами ничего не было, как будто они не помогали убивать родственников и друзей моей жены-еврейки, дискредитировать и в конце концов уничтожить дело всей моей жизни». А есть, продолжал Гессе, еще и такие, которые «призывают меня возвысить свой голос в мире и как нейтральный представитель человечности протестовать против враждебного или пренебрежительного отношения к ним со стороны оккупационных армий. Они словно ничего вокруг не замечают, не имеют понятия о том, что ныне происходит в мире. Это так трогательно и постыдно по-детски!»[32]
Хотя жалобы западных немцев сначала ограничивались денацификацией – в 1950 году бундестаг назвал ее «современной охотой на ведьм», «уродливым детищем тоталитарного мышления и классовой борьбы» или даже «преступлением» – вскоре критика сосредоточилась на преследовании нацистских преступлений судами Германии и союзников. Главным понятием в этом дискурсе стало «правосудие победителей». За ним скрывался взгляд на историю, который описывал Вторую мировую войну и, следовательно, массовые преступления, совершенные немцами в категориях, так сказать, обычной войны. Не исключительные массовые преступления, а военный разгром немцев послужил основанием для уголовного преследования – таково было широко распространенное убеждение.
В 1946 году более семидесяти процентов западных немцев одобряли проведение судебных процессов над военными преступниками. Теперь, в 1950 году, такой же процент опрошенных их отвергал. В то же время денацификация, лагеря для интернированных, суды и процессы по военным преступлениям теперь воспринимались западногерманской общественностью как свидетельство об уже понесенном наказании и искуплении вины, а очевидные несправедливости, особенно в ходе процесса денацификации, служили доказательством неправильности всей затеи, и допущенные в ходе нее «неправосудные» решения как бы уравновешивали преступления национал-социализма.
Политическим следствием этой широкой кампании, которую также частично поддержали основные демократические партии, стал ряд далеко идущих законодательных мер по интеграции бывших национал-социалистов в первые годы существования новой республики. Законами об амнистии 1949 и 1954 годов помиловали большинство нацистских преступников, наказанных германскими судами, особенно тех, кто занимал низшие должности, и исключили их приговоры из судебных реестров[33].