Наряду с компенсационными выплатами пострадавшим от военных действий, пенсионная реформа стала центральным решением в области социальной политики 1950‑х годов; в то же время она стала прелюдией к далеко идущему расширению социальной политики в последующие 15 лет. Это не было особенностью Западной Германии: государство всеобщего благосостояния укреплялось во всех странах Западной Европы, хотя и разными темпами. Повсеместно социальные блага государства стали основополагающим условием политической интеграции и легитимности. Связанные с этим опасности – потеря самостоятельности, зависимость от государства, перенапряжение финансовых ресурсов – рассматривались с самого начала, хотя и в основном теми, кто в целом скептически относился к расширению социальных пособий, например, потому что это способствовало потере независимости и стремлению к достижениям на службе и разрушению семейных связей. Но в отличие от США, последовательно расширяющаяся система социального обеспечения стала характерным элементом западноевропейских стран с конца 1950‑х годов и позже, и растущая социальная и политическая стабилизация в этих странах в последующие двадцать лет была в основном обусловлена этим[29].
Не позднее 1957 года социальная политика стала третьей опорой политической структуры Западной Германии наряду с западной интеграцией и экономическим чудом, и, в отличие от двух других, в первую очередь по инициативе самих западных немцев. Учитывая пережитые катастрофы и десятилетия отсутствия уверенности в будущем, расширение системы социально-политических гарантий имело огромное значение. Она не только обеспечила растущую материальную безопасность для работающих и пенсионеров, но и позволила подавляющему большинству населения впервые планировать свою жизнь на поколения вперед. Таким образом, мысли о том, «чтобы дети когда-нибудь жили лучше, чем мы», превратились из заветного желания в реальную возможность, которой западные немцы воспользовались.
РЕИНТЕГРАЦИЯ СТОРОННИКОВ НАЦИЗМА
Быстрые успехи молодой ФРГ, ее экономический подъем, внутренняя стабилизация, а также ее военный вес изменили отношение западных немцев к нацистскому режиму, павшему в 1945 году. По мере того как союзники все охотнее шли на уступки, немцы становились все более уверенными в себе. Вопросы о реинтеграции бывших функционеров и сторонников нацистского государства в западногерманское общество и о судьбе заключенных в тюрьму нацистских преступников становились все более важными с момента образования государства. В то же время усилия федерального правительства по «возмещению ущерба» жертвам национал-социализма, аналогичные уравниванию бремени для немцев, пострадавших от последствий войны и изгнания, встретили резкое сопротивление даже в собственных рядах. Оба процесса происходили параллельно и были тесно связаны друг с другом[30]. Уже с 1948 года, но еще больше после основания ФРГ, дебаты о преступлениях нацистов, которые были столь интенсивными первое время после 1945 года, отошли на второй план. Процедуры чистки и денацификации, которые западные союзники с большой энергией проводили сразу после войны, теперь были быстро завершены. В той же степени приобрели влияние в ФРГ голоса, которые выступали против политики денацификации, проводившейся западными державами, и образа войны и национал-социализма, на котором она была основана, и пытались реабилитировать национал-социалистов, которые были наказаны или изгнаны со своих профессиональных позиций.
Важную роль в этом сыграли церкви. Уже в самом начале протестантские и католические церковные лидеры резко выступили против преследования нацистских военных преступников союзниками. Баварские епископы подчеркнули в пастырском послании, что немногочисленным «гитлеровским и гиммлеровским душегубам» противостояла «огромная армия невинных людей», включая «младенцев и маленьких детей, стариков и матерей». По их словам, «о бесчеловечных преступлениях, совершенных в концентрационных лагерях против в основном невинных людей, германский народ, за редким исключением, ничего не знал», а любая попытка коллективного осуждения германского народа теперь должна рассматриваться как нечто столь же плохое, если не худшее, чем то, что произошло в те годы.