И в самом деле, задним числом можно сказать, что строительство Стены было своего рода вторым основанием ГДР. После этого страна стабилизировалась как экономически, так и политически, возросло ее значение в кругу государств восточного блока. В конце концов ее признали и западные государства, и даже ФРГ. Стратегия руководства ФРГ, заключавшаяся в простом игнорировании ГДР и ожидании ее, казалось бы, неостановимого распада, потерпела неудачу. Для переориентации нужен был принципиально иной подход к немецкому вопросу, и для его формирования в западногерманской политике должны были пройти годы. Наконец, западные державы воздержались от реакции. Поскольку СССР не вышел за рамки соглашений четырех держав и ограничился своей сферой влияния, у Запада не было причин вмешиваться, как это и было 17 июня или во время венгерского восстания. Многие западные дипломаты уже за несколько месяцев до этого предполагали, что ГДР закроет пути отхода, и многие, конечно, ожидали, что это стабилизирует ситуацию в одной из горячих точек холодной войны.
В то же время Берлинская стена стала открытым символом поражения коммунизма, который для сохранения своего правления был вынужден запирать свое население и расстреливать тех, кто хотел сбежать. Этот режим не мог быть стабилизирован никаким другим способом, кроме как силой; лидеры СЕПГ прекрасно понимали это. Официальное обозначение Стены как «антифашистского оборонительного вала» было лишь тщательным сокрытием собственной политики насилия режима и, более того, делегитимировало антифашизм. Хотя постоянная пропаганда СЕПГ о том, что ФРГ является прибежищем фашизма и милитаризма, при всех искажениях не была полностью надуманна, не осталось никого, кто всерьез бы верил, что Стена построена, чтобы сдержать натиск западногерманских нацистских батальонов. По сути, СЕПГ продемонстрировала лишь верность своему убеждению: легитимация социализма проистекает не из одобрения большинством народа, а из исторической правильности идеи.
Поэтому первыми мерами режима после возведения Стены были идеологическая борьба и репрессии. С лета и до конца 1961 года общее число заключенных в ГДР выросло более чем на пятьдесят процентов. Во второй половине 1961 года почти двадцать тысяч человек были заключены в тюрьму за политические преступления. Кроме того, в качестве новой формы наказания был введен «трудовой лагерь», куда «тунеядцев» отправляли для «трудового воспитания». «Врагам социализма» открыто угрожали законом силы: «С провокаторами дискуссии не ведутся. Их следует сначала избивать, а затем передавать органам», – приказывало вечером 13 августа руководство Союза свободной немецкой молодежи (ССНМ/FDJ). Пограничным войскам было приказано применять огнестрельное оружие против «нарушителей границы». В частности, необходимо было бороться с влиянием западных СМИ; каждый, кто смотрел западное телевидение, подвергался преследованию. ССНМ организовала акцию «Блиц-акция против натовских антенн», в ходе которой активисты ССНМ уничтожили или выкрутили телевизионные антенны, направленные на запад, с крыш домов[38]
.Эта политика запугивания и насилия со стороны СЕПГ определяла повседневную жизнь до ноября 1961 года, после чего террор ослаб. Власть государственной партии была консолидирована. Со строительством Стены и возобновлением борьбы с внутриполитическими «врагами», казалось, были созданы все условия для построения реального социализма.
Импульс к тому, чтобы с новой силой начать всеобъемлющие реформы и активизировать усилия по преодолению экономических проблем последнего десятилетия, был двоякий. С одной стороны, он исходил от Советского Союза: здесь коммунистическая партия вновь усилила критику Сталина и сталинизма и пропагандировала в качестве важнейших целей модернизацию экономики, мирное сосуществование и системное соревнование между социалистическими и капиталистическими государствами. Партия считала теперь, что фаза обострения классовой борьбы осталась позади, СССР теперь был государством всего народа, а не только одного класса; переход к коммунизму было суждено осуществить уже нынешнему поколению. На этот раз импульсы из СССР были восприняты СЕПГ с большей готовностью, чем в период оттепели после смерти Сталина. Впервые газеты ГДР рассказали о преступлениях сталинизма, а предложения о далеко идущих экономических реформах, обсуждавшихся в Советском Союзе, встретили внимательный интерес[39]
.