Если в ГДР предварительные попытки реформ в обществе и культуре были с декабря 1965 года пересмотрены в пользу жесткой линии, то в других странах СЭВ события развивались иначе. Здесь также имелись значительные экономические проблемы, но стимул для далекоидущих экономических реформ, особенно в Польше, Венгрии и ЧССР, был более тесно связан с культурной открытостью и свободными дискуссиями, что резко критиковалось СЕПГ, поскольку, по словам министра культуры Клауса Гизи, опыт показал, что «любая интеллектуальная дискуссия может превратиться в политическую»[54]
.В ЧССР и экономические реформы пошли дальше, чем в ГДР. Здесь реформаторы в руководстве компартии пытались включить элементы рынка в социалистическую экономику и допустить плюрализм политических дебатов. Это быстро натолкнулось на сопротивление консервативного крыла партии, которое в 1967 году вновь взяло верх и обрушилось с репрессиями на политических критиков и писателей. Но после избрания Александра Дубчека лидером КПЧ в январе 1968 года реформаторы одержали верх и форсировали процесс демократизации, который на Западе окрестили «Пражской весной». Отмена цензуры, фундаментальные экономические реформы и пересмотр роли коммунистической партии были самыми важными целями. Социализм должен был сохраниться, но обрести «человеческое лицо». Вызванная такими импульсами динамика породила среди населения ожидания перемен, подобных югославским, но которые носили бы прежде всего социал-демократические черты. В частности, манифест «2000 слов», опубликованный в конце июня 1968 года и подписанный многочисленными писателями и интеллектуалами, сформулировал цели такой плюралистической демократии[55]
.В СССР курс реформ КПЧ был первоначально одобрен новым лидером партии Брежневым и охарактеризован как внутреннее дело ЧССР. Когда же требования демократизации расширились и студенческие демонстрации произошли и в Варшаве, Советский Союз увидел параллели с 1956 годом и ужесточил свой тон в отношении Праги. В марте лидеры стран Варшавского договора в Дрездене потребовали от Дубчека отменить реформы. Партийные лидеры ГДР и Болгарии, в частности, требовали решительного вмешательства на ранних этапах, не в последнюю очередь указывая на то, что ФРГ пытается оказать влияние на ЧССР. Наконец, 20 августа 1968 года войска Советского Союза, Польши, Венгрии и Болгарии вошли в Чехословакию и положили конец реформаторскому эксперименту. Войска Национальной народной армии ГДР, которые участвовали в подготовке вторжения, остались, однако, на границе и свели свое участие к снабжению. Воспоминания о немецком вторжении в Прагу двадцатью девятью годами ранее были слишком свежи, чтобы не вызвать немедленных сравнений.
Перед вторжением в ЧССР страны-интервенты в письме Дубчеку обосновали свои действия тем, что нельзя допустить, «чтобы враждебные силы столкнули вашу страну с пути социализма и создали опасность отделения Чехословакии от социалистического сообщества. Теперь это не только ваши дела»[56]
. Согласно этой формуле, которую вскоре стали называть «доктриной Брежнева», любое движение за реформы в странах СЭВ отныне грозило вмешательством братских стран. Параллели с 1956 годом действительно поразительны: фаза экономического и культурного смягчения быстро привела к растущей политической динамике, что СССР истолковал как угрозу своему правлению и предпринял военное вмешательство. В результате КПЧ переломила свои либеральные тенденции и вновь стала проводить жесткую политику насилия.Руководство СЕПГ расценило «Пражскую весну» как подтверждение своих опасений, что социальные и культурные реформы неизбежно приведут к политической дестабилизации, и заявило, что оно было право, отказавшись от политики культурной открытости в декабре 1965 года. Оно признало, правда, и прямую связь между курсом пражских реформ и активизацией усилий ФРГ по улучшению отношений с государствами восточного блока. Поэтому обвинение в «социал-демократизме» всегда предполагало прямое влияние западногерманской СДПГ, которая впервые с 1966 года в составе Большой коалиции возглавляла правительство. Поэтому поддержка вторжения войск Варшавского договора в Прагу имела для СЕПГ значение и в связи с германским вопросом.
«Национальный вопрос» с самого начала был одной из самых больших и сложных проблем для правительства ГДР. Вслед за советской политикой в отношении Германии она до 1955–1956 годов, по крайней мере тактически, выступала за национальное единство и воссоединение, а затем выступила за «конфедерацию» двух государств, что, однако, предполагало «изменение политического баланса сил в Западной Германии». Однако с середины 1960‑х годов внешняя политика СЕПГ вообще и в отношении Германии в частности была направлена исключительно на признание ГДР в соответствии с международным правом и признание Западного Берлина в качестве независимого политического образования. Создание задним числом собственного гражданства ГДР в 1967 году усилило этот курс, который был решительно поддержан Советским Союзом[57]
.