История Германии в ХХ веке. Том II

Однако этой цели противостояла западногерманская политика, построенная на притязании ФРГ на статус единственного представителя немецкого народа (Alleinvertretung). В соответствии с «доктриной Хальштейна» (названной так в честь долгое время занимавшего пост статс-секретаря при канцлере и в министерстве иностранных дел Вальтера Хальштейна), ФРГ угрожала разорвать дипломатические отношения с любым государством, признавшим ГДР в соответствии с международным правом. Учитывая экономическую мощь западногерманского государства, в течение длительного времени это было эффективным рычагом. В 1963 году между ГДР и сенатом Западного Берлина было достигнуто соглашение о том, чтобы позволить жителям Западного Берлина посещать своих восточных родственников на Рождество, а с 1964 года пенсионеры ГДР получили возможность ездить на Запад. В целом, однако, отношения между двумя германскими государствами в эти годы характеризовались, прежде всего, ожесточенной конкуренцией и идеологическими диверсиями. Предложение правительства ГДР продавать западные газеты в ГДР, а «Нойес Дойчланд» – в ФРГ встретило возражения со стороны федерального правительства: это могло привести к созданию слишком позитивного образа восточного соседа. Встречное предложение о взаимном обмене ораторами между СЕПГ и СДПГ, которые должны были выступить в Хемнице и Ганновере, было после долгих колебаний отклонено на сей раз восточноберлинским руководством.

Тем не менее казалось, что время работает на восточногерманскую сторону. ГДР добилась первых успехов в плане признания: в Египте в начале 1965 года Ульбрихт был принят президентом Насером как глава государства, и в том же году команда ГДР была допущена к участию в Олимпийских играх 1968 года. Когда федеральное правительство Большой коалиции начало проявлять первые признаки ослабления своей жесткой позиции в отношении германского вопроса и негласно отказалось от политики единого представительства, положение руководства ГДР осложнилось. Из-за сложной экономической ситуации большинство государств СЭВ были заинтересованы в установлении более тесных отношений с ФРГ. ГДР, однако, хотела предотвратить это до тех пор, пока она не будет признана ФРГ в соответствии с международным правом. Поэтому СЕПГ также отклонила первоначальное предложение правительства Кизингера – Брандта начать переговоры. Таким образом, германо-германские отношения вновь оказались в тупике.

Однако в контексте наметившейся политики разрядки между сверхдержавами германо-германские распри постепенно стали бременем. Советская сторона хотела улучшить отношения с Западом и интенсифицировать экономические контакты, чтобы наконец добиться экономического прогресса. Максимализм требований восточногерманского правительства в отношении германского вопроса противоречил этому – и ситуация ФРГ в западном контексте была аналогичной.

Тот факт, что восточная политика социал-либерального правительства проходила через Москву, еще больше осложнил положение правительства ГДР. Хотя Брандт впервые заговорил о двух германских государствах в своей правительственной декларации осенью 1969 года, подтвердив тем самым существование ГДР, он также сказал, что эти два государства не являются чужими друг другу: «Их отношения друг с другом могут быть только особого рода»[58]. Это подпитывало недоверие со стороны Восточной Германии. Эрих Хонеккер, второй человек после Ульбрихта, говорил о том, что правительство Брандта – Шееля стремилось «постепенно установить господство в Европе, используя экономические возможности западногерманского империализма и социал-демократической идеологии». С этой целью, по его словам, она хотела «открыть ворота на Восток» в духе долгосрочного проникновения в социалистические страны. Ульбрихт отказывался от любых форм установления национального единства словами: «Не может быть единства между [капиталистом] Круппом и [рабочим] Краузе, между миллиардерами и рабочим народом»[59]. По его убеждению, общей германской нации больше не существует; в ГДР сформировалась отдельная, социалистическая нация. Не существовало даже «культурной нации», потому что, по словам Ульбрихта, «американизированная западногерманская культурная трясина не может называться немецкой культурой»[60].