Еще более серьезным актом преступной небрежности стало разрешение на выход в море «Алабамы». Адамс обратился к Расселу с просьбой не выпускать судно, пока не будет установлено, что его цели не враждебны Соединенным Штатам. Документ был передан в соответствующий департамент и был переслан в Ливерпуль, население которого было известно своим расположением к Конфедеративным Штатам. Портовый инспектор, несомненно, подозревал, для кого предназначается военное судно, но предпочел закрыть глаза на все подозрительные обстоятельства и составил бесцветное заключение, которое было передано таможенными комиссарами в Лондоне своему юрисконсульту, а тот расценил его как достаточное основание не задерживать судно. Комиссары в донесении лордам казначейства согласились с мнением своего юридического советника, но отметили, что «чиновники в Ливерпуле должны строго следить за судном». Все эти документы попали к графу Расселу, который, посовещавшись с генеральным прокурором и его заместителем, посоветовал Адамсу передать консулу Соединенных Штатов в Ливерпуле (Дадли), чтобы тот представил портовому инспектору любые свидетельства, подтверждающие подозрения. Адамс и Дадли проявили настойчивость, и 9 июля Дадли направил инспектору письмо, из которого любому беспристрастному лицу стало бы ясно, что рассматриваемое судно предназначается Южной Конфедерации. Большая часть этих утверждений, написал впоследствии главный судья Кокбёрн в своем заключении, расходящемся с решением Женевского третейского суда, «не могла быть принята в английском суде». Но «нравственные улики» были убедительными, и требовалось лишь время, чтобы превратить их в юридические доказательства. Поэтому, естественно, исторический анализ ситуации приводит к заключению, что инспектор, юрисконсульт и таможенные комиссары осознавали, что «Алабама» предназначается правительству конфедератов, а в душе желали, чтобы судно смогло уйти и, поскольку строгие юридические свидетельства против него отсутствовали, убедили себя, что просто выполняют свои официальные обязанности. Главный судья Кокбёрн, какие бы усилия для спасения лица британских властей он не принимал, признал, что в тот момент официальным лицам следовало обратиться за разъяснениями к Лэрдам, владельцам верфи, строившей военный корабль. Если бы это было сделано, добавил он, «безупречная репутация этих джентльменов позволяла получить либо отказ от ответа, либо честный ответ. Первое стало бы действительным основанием возбудить дело против судна, второе – оправдало бы его немедленное задержание». Это критическое замечание неоспоримо. Требовать от Дадли предоставления неопровержимых доказательств, которые ему пришлось бы собирать во враждебно настроенном к нему обществе, при молчаливом сопротивлении черствой и формалистской бюрократии, было актом недружественным и необоснованным.
Прошло три недели с момента, как таможенные власти в Ливерпуле и Лондоне совместными усилиями начали выяснять правду, но даже если бы они хотели не выяснить ее, а скрыть, они вряд ли могли действовать иначе. Они не проявляли желания искать доказательства и придирались к свидетельствам, которые им предъявляли. Семнадцатого июля Адамс посоветовал Дадли нанять адвоката и собрать письменные показания под присягой для предъявления портовому инспектору. Через четыре дня Дадли с адвокатом представили инспектору документы, содержащие прямые доказательства: шесть человек под присягой заявили о характере и предназначении судна, пятеро из них засвидетельствовали, что, по всей вероятности, «Алабама» предназначается для Конфедеративных Штатов, а шестой, моряк из Биркенхеда, подтвердил, что «матросы на борту хорошо знают, что судно готовится как капер для правительства конфедератов, дабы действовать против Соединенных Штатов по заказу мистера Джефферсона Дэвиса». Мы не можем задержать судно, развел руками инспектор. Недостаточно доказательств, подтвердил юрисконсульт таможни. Вы правы, согласились таможенные комиссары. Работы по подготовке «Алабамы» велись стремительно и усердно, в то время как министерство околичностей шевелилось в темпе улитки. Бумаги отправились на рассмотрение лордов Казначейства.