Тем временем Адамс пригласил знаменитого королевского адвоката, сэра Роберта П. Кольера, которому представили шесть показаний, данных под присягой, и еще два дополнительных. Кольер выразил свое мнение однозначно: «Я считаю, что таможенный инспектор имеет право задержать судно. Точнее, я уверен, что это даже его долг… Трудно найти более откровенный случай нарушения Закона о вербовке на военную службу иностранного государства, который, если бы не данный случай, практически не применяется. Вполне заслуживает рассмотрения вопрос, не появятся ли у федерального правительства серьезные основания заявить протест, если судну будет позволено уйти». Это мнение было доведено до таможенных чиновников в Ливерпуле. «Долг инспектора ливерпульской таможни, – заявил Кокбёрн, – уже 22 июля задержать данное судно». Инспектор не стал действовать и передал дело на рассмотрение таможенным комиссарам. Помощник юрисконсульта таможни вновь заявил о недостаточности доказательств и сказал, что не может согласиться с мнением Кольера. На этой стадии дела, написал Кокбёрн, «у меня сложилось убеждение, что комиссары таможни должны были немедленно дать указание о задержании. Введенные в заблуждение советом, который следовало отвергнуть как явно ошибочный, они, к сожалению, отказались дать распоряжение о задержании судна».
Тем временем Адамс направил графу Расселу свидетельства под присягой, мнение Кольера и множество других документов, имеющих отношение к делу. «Я должен был согласиться с мнением сэра Роберта Кольера, – написал спустя много лет Рассел с прямотой, которая делает ему честь, – и отдать распоряжение задержать “Алабаму” в Биркенхеде».
Далее последовал эпизод, который был бы полезен либреттисту оперы-буфф или Диккенсу при его описании министерства околичностей, но историка он ставит в полнейший тупик. Бумаги, полученные от таможенных комиссаров, и те, которые Адамс отправил Расселу, были переданы генеральному прокурору и его заместителю; одна их часть оказалась у них 23 июля, другая – 26 июля. Таким образом, в эти же дни они попали и к королевскому адвокату. Этим адвокатом был сэр Джон Хардинг; он болел и со второй половины июня был не в состоянии заниматься делами. На самом деле, его возбудимый нрав и слабое здоровье не вынесли напряженной работы, и он оказался на грани душевного расстройства. Бумаги пролежали пять дней в его доме. Работы на «Алабаме» шли полным ходом, и все в королевстве были довольны тем, что исполнили свой долг. Инспектор представил бумаги комиссарам; комиссары передали их лордам Казначейства; лорды и граф Рассел отправили их генеральному прокурору и его заместителю. Документы, которые, возможно, могли повлиять на вопросы войны и мира в отношениях двух великих держав, либо не удостоились внимания вовсе, либо были рассмотрены полусумасшедшим юристом. Наконец, 28 июня генеральный прокурор и его заместитель изучили документы и приняли окончательное решение. «Мы рекомендуем соответствующим властям, – сообщили они 29 июля, – незамедлительно задержать корабль». Но было уже слишком поздно. «Алабама» утром этого же дня покинула порт под предлогом ходовых испытаний и ушла в море. Но судно еще находилось у побережья Уэльса, в пятидесяти милях от Ливерпуля, где самых небольших усилий со стороны лондонских или ливерпульских чиновников было бы достаточно, чтобы арестовать его прежде, чем оно приступит к исполнению своей задачи, заключающейся в изгнании американского торгового флота из открытого моря.
«Алабама» покинула Ливерпуль без пушек и прочего военного снаряжения. Все это, а также запас угля доставили ей на Азорские острова два британских парохода, которые отплыли из Англии в середине августа.
Сколь бы ни были недружественными действия Англии в случае с «Алабамой», следует иметь в виду, что ее вина заключалась в недосмотре. Британское правительство, в отличие от императора Франции, на протяжении всей войны не было замечено в откровенно недружественных действиях. В речи королевы перед началом перерыва в парламентских заседаниях 7 августа 1862 года говорилось, что Ее Величество по-прежнему не собирается принимать участия в конфликте на Американском континенте.
Хотя господствующее в Англии отношение к Северу достойно сожаления, а стремление выполнять свои обязанности нейтрального государства не подлежат сомнению, пришло и раскаяние. Английские книги, журналы и газеты искренне признают, что общественное мнение в стране приняло неверное направление. Сожаление, которое выразила Великобритания в Вашингтонском договоре в связи с ускользнувшими крейсерами конфедератов – все, что мог просить в качестве моральной компенсации воодушевленный народ, сознающий свою силу. Что касается денежной компенсации, наше дело, и без того достаточно сильное, оказалось полностью подтверждено решениями арбитража.