История и восхваление венценосцев

Когда цари и народ выслушали это, они удивились и ими овладело бессилие. Прийдя в себя, они сказали католикосу: “то, что ты сказал, страшно даже выслушать!” Католикос еще сильнее настаивал на своем. Хотя армяне этого и не хотели, но все же обменялись собаками и разошлись по своим палатам. Царь, сильно волнуясь, говорит католикосу: “кто в состоянии сделать то, что ты сказал? Все это до того поразительно, что не только сделать, но даже представить себе и выслушать трудно!” Католикос спокойно ответил: “За это дело я взялся, надеясь не на себя самого, но на Христа бога, чтобы он показал верующим — у кого правая вера и кто православен, из чьих рук он приемлет бескровную жертву, в чьи руки предает себя на заклание агнец божий, или кто вкушает его тело и пьет его кровь. Преданные православию, мы покажем истину. Царь и грузины, помогите мне!”. Царь и народ, выслушав сказанное католикосом, удивились и разошлись. Была пятница, преступили к литании, с одной стороны, царь, католикос и все священное собрание, — епископов было мало, ибо царь созвал не церковный собор, — с другой стороны — армяне и Мхаргрдзели Захария и Иван. Обе стороны бодрствовали всю ночь. В субботу снова начались литании, равно бодрствовали всю ночь, на рассвете же все направились в церковь, молясь богу со слезами. Обе стороны приготовили святую трапезу и плакали. Когда католикос закончил возношение святой жертвы, он поднял на дискосе страшное тело за нас вочеловечившегося Христа бога и направился к своим, говоря: “свят, свят господь Саваоф, полны небо и земля славы его!” (Ис. VI, 3). Он обратился к армянским епископам и братьям Мхаргрдзели, ко всем последователям их веры и сказал: “слушай, дом Таргамоса. Вы знаете, что вочеловечившийся за нас бог дал нам есть тело свое, сказав: “если не будете есть плоть мою, не будете иметь жизнь, сие творите в мое воспоминание” (Ин. VI, 53, Лк. XXII, 19). Апостол тоже говорит: “Хлеб этот, который мы преломляем, разве не приобщение плоти Христовой?” Если богу угодна ваша вера, этот хлеб станет телом Христовым, если же ему угодна наша вера, он нами будет преложен в плоть господа. Да не будет, чтобы кто-нибудь стал отрицать это! Приведите собаку, которую я дал вам; хотя это и не подобает, но я положу пред нею этот святой хлеб. Если она осмелится дотронуться до него, тщетна наша вера. Разрешим привести и вашу собаку, предложим ей хлеб, вами освященный, наблюдайте, что будет, на нем будет показано, чья вера угодна Христу!” Армяне не хотели отвечать, но нельзя было, они были вынуждены сказать ему: “тебе подобает делать то, что ты определил!” Собралось множество народа видеть, что будет. Католикос, выслушав армян, сказал: “Я сделаю!” Он приказал собравшимся отступить и стать кругом, чтобы все видели славу божью. Народ отступил. Католикос выступил вперед в облачении, держа в руках страшную ту и освященную жертву.

Царь и весь народ с удивлением наблюдали. Католикос стоял твердо, как красиво воздвигнутая башня, с лицом украшенным. Он приказал привести собаку, которая три дня ничего не ела; привели собаку, изможденную от голода. Католикос торжественно возгласил: “Христос царь, вочеловечившийся для спасения людей, распятый за нас, погребенный, воскресший и вознесшийся на небо к Отцу, давший нам плоть свою, чтобы творить твое воспоминание! Тебе, владыко, угодна вера наша грузинская, сохрани неприкосновенно страшную, нами освященную плоть твою и не допусти приблизиться к ней. Приими ее в жертву неподвижную и покажи народу этому путь истинный, призри на жертву сию и посрами противников наших!” Закончив молитву, он положил пред собакой частицу страшной бескровной жертвы. Увидев хлеб, собака сорвалась с места и приблизилась к нему, но она сильно закричала и не могла дотронуться до святыни. Видя поразительное чудо, царь и народ пришли в недоумение. Католикос и все собравшиеся громким голосом завопили: “велик ты, господи, и чудны дела твои” (Откр. XV, 3). И раздался голос радости, смешанный со слезами, во славу божью. Армяне, чувствуя бессилие, стояли в оцепенении. Католикос попросил царя успокоить народ. Когда смолкли голоса, он обратился с осиянным лицом и грозным голосом к священникам армянским и к братьям Мхаргрдзели: “внимайте и знайте, что бог, невидимый, неосязаемый и недоступный для какого бы то ни было зла, незлобен; он сам соизволил превратить хлеб этот в плоть свою. Не удивляйтесь, ибо он сам сказал: “да будет свет, и появился свет; суша — и явилась она (Быт., 3, 9), слово его из ничего создало сушу. Хлеб этот является плотью его не иносказательно, а на самом деле; и что могло к нему прикоснуться? Тело его и хлеб одно и тоже, или же одно из них лучше другого?”.