История Индии

Еще можно призадуматься по поводу астрономического числа жертв. Мегасфен пишет, что основу войска Маурьев составляла постоянная профессиональная армия, отлично выученная и находившаяся на содержании государства. Грабежом крестьян она не занималась. «Если между индийцами начинается междоусобная война, то воинам не разрешается касаться земли трудящихся или опустошать ее; но в то время как они воюют между собой и убивают друг друга, как придется, земледельцы рядом с ними спокойно пашут, выжимают виноград, снимают плоды или жнут»^{65}. Но в таком случае почему во время войны за Калингу пострадало столько гражданских? Во времена Чандрагупты армия Калинги насчитывала 60 000 человек. Войско Маурьев было многочисленнее, но если оно не пострадало гораздо сильнее, чем проигравшая сторона, как можно объяснить стотысячные потери?

Конечно, преувеличивать потери противника — практика обычная. Может быть, Ашока так и поступил, чтобы его победа казалась более внушительной? Он мог, как большинство победителей, постараться возвеличить себя и свою победу, чтобы у побежденных и в мыслях не возникало оспаривать его авторитет. Несмотря на устоявшееся мнение, он никогда полностью от войны не отказывался. Нет сведений и о том, чтобы он распустил армию. И это вовсе не значит, что сожаления, которые он высказал, были неискренними. Война с Калингой действительно его потрясла. После этого, в соответствии с «Артхашастрой», царь начал объединять государство и постарался охватить все недуги общества в целом. Однако для их лечения потребовался не разрушительный бальзам пацифизма, а укрепляющий тоник под названием «Дхарма».

Доколе пребудут на небе солнце и луна

Немногие правители могли выразить труд всей своей жизни единым словом, но Ашоке это удалось. Он запомнился в истории не завоеваниями, не величием и богатством, а только лишь словом «Дхарма». Чтобы понять это слово, достаточно прочитать одиннадцатый из Больших Наскальных эдиктов. В нем делается попытка дать определение тому, что произносится часто и многими:

Царь Угодный Богам Радующий Взор молвил так:

Нет такого дара, который сравним с даром Дхармы, будь то знакомство в Дхарме, или распространение Дхармы, или родство в Дхарме.

Это выражается в нижеследующем: Достойное обхождение с рабами и слугами. Служение родителям. Щедрость к друзьям, попутчикам, родным, брахманам, нищенствующим аскетам, отказ от убийства животных ради жертвоприношений.

Об этом проповедуйте отцу, сыну, брату, учителю, другу, сподвижнику, соседу и воспринимайте это как долг.

Такие деяния рождают блага в этом мире и обеспечивают бесчисленные добродетели в том мире^{66}.

Здесь Дхарма приравнивается к щедрости, милосердию, правдивости и чистоте, хотя чаще это слово переводят как долг, благочестие, благопристойность и приличие. Ашока превратил это понятие в болеутоляющее средство, выращивал его, прописывал страждущим, вводил в тексты законов. Эта была панацея не для одной лишь Индии, но для всего мира — того времени и будущего. Очищающая волна перекатывалась через границы, на запад, к соседним правителям. Подтверждение тому — их имена, упомянутые в эдиктах: Птолемей Египетский и Александр Эпирский.

А на индийской земле было устроено что-то вроде параллельного администрирования для мониторинга рассеивания Дхармы. Эдикты оглашались непрестанно, их выбили на самом основании Индии. «Я сделал так, — объявил Ашока, издав на двадцать восьмом году правления последний эдикт, — чтобы мои сыновья и внуки могли следовать Дхарме, доколе пребудут на небе солнце и луна» (Седьмой Колонный эдикт).

Тон этого утверждения и его содержание внушают благоговейный трепет. Ашока не просто первый персонаж индийской истории, сведения о котором удалось определить — несмотря на прошедшие века, он выглядит личностью. Вполне вероятно, что Угодный Богам именно так и разговаривал. Язык яркий, выражающий личное отношение, он не стилизован, не формализован, как в большинстве указов, не сжат для краткости записи и не содержит художественных приемов, облегчающих запоминание. В текстах содержатся случайные повторения, речь переходит от третьего лица к первому, от прямой к косвенной, будто это расшифровка стенограммы или запись под диктовку.