Тогда, завоевывая Калингу Угодный Богам раскаялся, когда увидел, как независимая страна жестоко подавлялась. Людей там резали, убивали и изгоняли, Угодный Богам созерцал это с мукой и жалостью. Но с еще большим мучением Угодный Богам созерцал, как с мудрыми брахманами и нищенствующими аскетами, последователями других духовных учений и домохозяевами, которые обладали следующими достоинствами — служили старшим и родителям, правильно вели себя с друзьями, помощниками, сподвижниками, родственниками, слугами, иждивенцами и держащими благочестивые посты, — с ними обошлись так жестоко, их резали и убивали, а оставшиеся в живых были ранены и разлучены с теми, кого они любили.
…Даже если бы пострадала сотая или тысячная часть от числа тех людей, кто был ранен, убит или лишен крова в Калинге, это воспринял бы Угодный Богам со скорбью.
Ради нижеследующей цели это поучение было записано как наказ сыновьям и внукам, которые могут родиться у меня.
Не должно думать о новых победах, если победы им будут приятны, то они должны найти удовольствие в милосердии и смягчении наказаний и должны видеть Победу Дхармы как единственную истинную победу. Лишь она приносит блага как в этом, так и в том мире. Пусть у них пробудится удовольствие в отбрасывании всех других целей, чтобы они наслаждались только Дхармой, ради блага, как в этом, так и в том мире{61}
.«В этих строках проявляется все величие Ашоки, — пишет Р. К. Мукерджи. — Даже сердце сжимается. Ни один великий победоносный монарх в мире не позволял себе таких чувств»{62}
. Г. Уэллс в своей «Краткой истории мира» пишет: «Он принял мирное учение Будды и объявил, что впредь его завоевания будут завоеваниями религии»{63}.Отвергая насилие, отказываясь от войны, защищая призрачную, но такую манящую идею Дхармы, Ашока перевернул с ног на голову всю государственную систему. В частности, идеи Каутильи оказались отвергнуты, потому что «Артхашастра» полагала завоевание соседних земель священным долгом царя. Там перечислялись различные способы ведения войны, давались советы по организации и перемещению армий и приводились четыре руководства по завоеванию мира. И в условиях общества, проникнутого цинизмом, «сердечная измена» Ашоки выглядела настоящей революцией.
Можно, конечно, спорить, так ли уж он был добр, как кажется. К примеру, будучи императором, если он так жалел потерявших кров, то почему не вернул их в свои дома? Или почему приведенный выше эдикт совершенно отсутствует в наскальной надписи в самой Калинге, хотя он есть на других надписях по всей стране? Вместо него в Калинге выбиты два других эдикта, в которых царским представителям предписывается вести себя с местным населением с исключительной вежливостью, чтобы даже всякий заблудший думал об Ашоке как о своем отце. Такой подход был разумен и практичен. Какой бы урок Ашока ни пытался преподать новым подданным, он поступал в точности по предписаниям «Артхашастры»: «Обретя новые владения, завоеватель пусть заместит пороки врага своими добродетелями, а чем враг был хорош, в том пусть будет царь хорошим вдвое. Пусть он ведет дела милостиво, в согласии со своей Дхармой, даруя блага и послабления, раздавая подарки и осыпая почестями»{64}
.