История искусства в шести эмоциях

Непобедимый герой, воин, готовый противостоять любой угрозе, он падает под грузом разочарования, лишившись покровительства Олимпийских богов. Он утрачивает всякую жизненную энергию, мы видим его потерянным, блуждающим в одиночестве, вдали от людей, охваченным беспокойством.

С течением времени герой, сраженный собственным отчаянием, начинает играть все более значительную роль. В XVI в. Дюрер дополняет архетип рыцаря, оказавшегося во власти собственной ярости, тонкими религиозными мотивами.

Культурная атмосфера, в которой смог возникнуть такой образ, сложилась в годы, непосредственно предшествовавшие появлению знаменитых «95 тезисов» Мартина Лютера, вывешенных им на дверях церкви замка в Виттенберге (1517):

94. Надлежит призывать христиан, чтобы они с радостью стремились следовать за своим главой Христом через наказания, смерть и ад.

95. И более уповали многими скорбями войти на небо, нежели безмятежным спокойствием[124].

Так завершается это страстное обвинение против продажи индульгенций и требование покаяться в своих грехах, обращенное к папам, епископам и священникам.

Лютер, глубоко презиравший человека, считает человечество глубоко погрязшим в пороках, неспособным творить добро и стать на путь спасения. По мнению этого монаха-августинца, христиане должны осознавать, что жизнь – это полоса препятствий с «мучениями, унижениями и страданиями». Испытания служат единственным способом для достижения райского блаженства. В его словах отразилось желание не оставлять ни единого шанса на спасение верующим, не готовым принести покаяние. Рай – это награда, которую можно заслужить лишь ежедневными усилиями. А повседневность наполнена разного рода страданиями.

Кажется, что в этих строках можно узнать описание рыцаря А. Дюрера. Человек не решается отмахнуться от мысли о том, что однажды все закончится, причем самым наихудшим образом. Даже победы не гарантируют спокойствия. Страх смерти всегда терзает человеческое существо, и нет возможности избавиться от него. Этот страх сближает верующих и неверующих, бедных и богатых, философов и простецов, героев и простых обывателей. Смерть и Дьявол всегда подстерегают нас. Кажется, что рыцарь, скачущий верхом на коне, подсказывает нам, что единственной возможностью спасения будет их игнорирование, сознавая всё их несоизмеримое превосходство и чувствуя, что они всегда где-то рядом. Чтобы не дать страданию уничтожить себя, следует стараться реагировать с тем же спокойствием, какое исходит от позы всадника, на своем одиноком пути он спокойно смотрит в лицо испытаниям. Кажется, что Дюрер заворожен трагическим видением Мартина Лютера, некоторым образом запечатлевшимся в ДНК немецких художников и интеллектуалов. Это пессимизм, не видящий иного способа избавления от беспокойства, кроме выдержки. Страдание нельзя прогнать или отменить, к нему можно только привыкнуть и сосуществовать с ним.

Прометей: мучение разума

Своей невозмутимостью Рыцарь сильно напоминает героев, обреченных на непереносимые страдания, вызванные их честолюбием и амбициями, но при этом демонстрирующих высочайший болевой порог. Еще в Античности, задолго до XVI в., страдания героя становились темой для грандиозных мифов: людям всегда хотелось понять причины выпавших на их долю мучений – и возможные пути избавления, – чтобы побороть беспокойство, периодически овладевающее каждым из нас, ту тревогу, от которой нам никогда не удавалось избавиться. На чаше VI в. до н. э., выставленной в музеях Ватикана, двое титанов демонстрируют изумительную покорность судьбе. Авторство чаши, выполненной в технике чернофигурной вазописи, приписывается художнику Аркесилаю[125], этим условным именем обозначается древнегреческий керамист, живший и работавший в Лаконии с 565 по 555 г. до н. э.