История искусства в шести эмоциях

Речь идет о килике, хранящемся в Григорианском музее этрусков в Ватикане, на котором изображены Прометей и Атлант – кажется, что это единственное известное изображение, на котором представлены оба титана, – каждый из них переживает критический момент своего телесного мучения (рис. 37). Атлант вступил в союз с Кроносом против Зевса и, потерпев поражение, был осужден подпирать Землю, держа ее на плечах. Это жестокое наказание, которое, если верить античным изображениям, титан всегда переносил с большим достоинством. Здесь его поза соответствует округлой форме сосуда. Стоя на согнутых ногах, он поддерживает скалу с видимой легкостью. Единственным свидетельством испытываемого им страдания служит одна действительно любопытная, почти трогательная деталь: это его правая рука, прижатая к спине на высоте крестца. Именно в этом месте сильнее всего ощущается давление огромного веса. Художнику, должно быть, много раз приходилось видеть, как атлеты, тренируясь, поднимали камни, бревна или другие тяжелые предметы, которые могли помочь – согласно указаниям Гиппократа – сформировать мышцы и повысить их выносливость в любых состязаниях.

Рис. 37. Чаша с мифом о Прометее. 550 г. до н. э. Чернофигурная керамика. Григорианский музей этрусков, Музеи Ватикана, государство Ватикан

Слегка присогнутые ноги Атланта, его безупречно ровный корпус, пальцы, прижатые к копчику: перед нами предстает движение, запечатленное с минимумом деталей. Ощущение страдания едва обозначено, так что у зрителя нет опасности оказаться вовлеченным в его переживание. Античный художник, как всегда, проявляет сдержанность при передаче эмоций, поскольку его цель заключается не в том, чтобы повлиять на чувства зрителя, но в том, чтобы увековечить самый значительный момент в истории героев. Титан запятнал себя тяжелейшим, непростительным преступлением. Его наказание будет бесконечным и необратимым. Его мучение будет длиться вечно.

Не менее печальная участь постигла Прометея, который на этой чаше изображен привязанным к колонне, слишком низкой, чтобы он смог выпрямиться. Он также принужден согнуть колени, приняв позу, при которой мышцы подвергаются невыносимому напряжению. Это тот самый момент дня, когда к нему прилетает орел, чтобы клевать его печень (на самом деле он клюет его в грудь). Должно быть, это очень сочная пища, судя по каплям крови, образовавшим целую лужицу на полу. Эта деталь изменяет смысл всей сцены. Настолько необычно видеть на античной вазе изображение текущей крови, что мы, можно сказать, созерцаем настоящий раритет. Под ногами у Прометея уже успела образоваться целая лужица крови: каждую ночь его печень вновь вырастает, чтобы хищная птица смогла питаться ею на следующий день. Бесконечное мучение, которое лишь Гераклу, движимому жалостью, оказалось под силу прервать, освободив Прометея от оков.

Почитаемый гораздо сильнее, чем Атлант, Прометей считается самым многострадальным персонажем в истории, которому античные авторы посвятили душераздирающие трагедии – а Эсхил даже целую трилогию, – а современные художники бесконечное количество картин.

И крылатый Зевсов пес,
Орел, от крови красный, будет с жадностью
Лоскутья тела твоего, за кусом кус,
Терзать и рвать и клювом в печень черную
Впиваться каждодневно, злой, незваный гость,
Конца страданьям этим до тех пор не жди,
Покуда некий бог великих мук твоих
Преемником не станет, в недра Тартара
И в мрак Аида черный пожелав уйти.
Вот и решайся. Это не хвастливые
Угрозы, нет, а твердое условие.
Лгать не умеет Зевс, и что уста его
Произнесли, свершится. Так размысли же,
Раскинь умом. Не думай, что упрямый нрав
Достойнее и лучше осторожного.

Эсхил. Прометей прикованный, ст. 521–528

[126]