История искусства в шести эмоциях

Подобно Рыцарю Альбрехта Дюрера, которому так и не удалось полностью избавиться от мысли о Смерти, ежедневно возобновляющиеся мучения постоянно напоминают Прометею о его тяжкой вине. В этом заключается различие между острой болью, приводящей к безумию, и хроническим страданием: герой обречен терпеть его вечно и неизменно. Когда наказание превосходит категории времени, не имея ни начала, ни конца, то оно превращается в мучение. Прометей не единственный мифологический персонаж, которого подвергали бесконечным пыткам. Тем не менее его мученичество послужило поводом для создания множества произведений искусства. Возможно, это случилось потому, что его наказание представляется гораздо более несправедливым по сравнению с тем, которое постигло Сизифа, Атланта или Тантала. Прометей пострадал отнюдь не из-за своих завышенных амбиций или недостаточного уважения к иерархии олимпийских божеств. Напротив, Зевс покарал его за проявленное героем великодушие. Прометей не искал никакой выгоды для себя и не стремился навредить богам.

Он украл огонь, чтобы отдать его людям. Тем самым совершил непростительное преступление, состоявшее в стремлении к познанию и открытию истины.

С этим мифом связана еще одна история, снимающая все сомнения относительно его смысла.

Пандора, любопытная невеста его брата Эпиметея, без разрешения открыла ящик, в котором Зевс запер все несчастья, беды и печали мира. Смысл этой истории свидетельствует об определенной робости, испытываемой древними греками по отношению к знанию. Глубокие знания и незаурядная проницательность вызывали у них подозрения. Жертвы мучений не глупцы, но те, кто не довольствуется сверхъестественным объяснением и пониманием реальности. Страдают те, кто осмеливается переступить за черту дозволенного. Те, кто не отступает перед лицом несчастий. Даровав людям огонь, Прометей обрек самого себя на мучения.

Уже начиная с XV в. и до конца XIX в., прежде всего когда ему стали приписывать также сотворение человеческого существа, фигура Прометея стала приобретать черты страдающего художника. Титаном становился тот, кто выходил за границы дозволенного и неизбежно сталкивался со страданием.

Аристотель утверждал, что в организме величайших философов, поэтов и государственных деятелей содержалось более высокое, в сравнении с нормой, количество черной желчи. Именно эта диспропорция отвечала за их душевное страдание и хроническую меланхолию. В середине XV в. философ Марсилио Фичино, сам обладавший меланхолическим темпераментом, был горячим сторонником этой идеи Аристотеля. По мнению М. Фичино, имела место тесная связь между меланхолией и гениальностью, осуществлявшаяся посредством испарений, позволяющих посылать и получать творческие озарения. Благодаря таким представлениям также возник и получил распространение своего рода культ меланхолической гениальности, а ученые эпохи Возрождения часто надевали личину грусти и печали.

Именно поэтому Прометей настолько притягивал ренессансных художников, что они часто делали его главным действующим лицом на своих картинах: у Микеланджело титан и орел крепко сжимают друг друга в объятиях, у Рубенса тело титана раздирается на части, падая на землю под весом хищной птицы, Сальватор Роза безжалостно разрывает его внутренности, а Гюстав Моро изображает его безучастным, сидящим, невозмутимо отвернувшись от орла, выклевывающего у него внутренности. В наше время Прометей стал метафорой человека, стремящегося освободиться от традиций и вырваться из своей экзистенциальной тюрьмы.

Подъем, трамвай, четыре часа в конторе или на заводе, обед, трамвай, четыре часа работы, ужин, сон; понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота, все в том же ритме – вот путь, по которому легко идти день за днем. Но однажды встает вопрос «зачем?». Все начинается с этой окрашенной недоумением скуки. «Начинается» – вот что важно. Скука является результатом машинальной жизни, но она же приводит в движение сознание. Скука пробуждает его и провоцирует дальнейшее: либо бессознательное возвращение в привычную колею, либо окончательное пробуждение. А за пробуждением рано или поздно идут следствия: либо самоубийство, либо восстановление хода жизни.

Альбер Камю. Миф о Сизифе

[127]