Художник позволяет себе тонкую игру чувств: как своего рода
Рис. 43. Иоганн Генрих Фюссли. Ночной кошмар. 1790–1791. Холст, масло. Музей Гёте, Франкфурт-на-Майне
Напряжение сцены, сближавшее обе версии полотна, выражалось во внимании к определенным деталям, неизменно притягивавшим к себе и волновавшим благовоспитанных посетителей Королевской академии. Под своими взбитыми париками, покачиваясь на каблуках, защищенные пышными панталонами с буфами, лорды и герцоги со строгим выражением лица рассматривали рты всех трех персонажей, пребывающих во власти своих беспокойных переживаний. Полуоткрытые в порывистом вдохе губы прекрасной спящей красавицы, сжатые в довольной ухмылке губы демона, раскрытая пасть лошади с растрепанной гривой. Фюссли устанавливает совершенное равновесие между светом и тенью, в котором жертва сияет, окруженная сверхъестественным светом, возбуждая окружающих ее чудовищ. Постоянное смещение между реализмом фигур и абсурдностью ситуации образует особенность этого полотна, имеющего целых три версии, не считая замечательной гравюры, распространявшей художником и пользовавшейся большим успехом.
Хорошенько присмотревшись, мы можем обнаружить здесь источник любого страдания: эта картина переносит в иное измерение, где нас преследуют странные и страшные видения, порожденные нашим воображением. В эпоху, когда Рене Декарт трудился над упорядочиванием эмоций и создавал свою классификацию страстей души, художники, к которым также принадлежал И. Фюссли, напротив, смешивали пласты сознания, бессознательного и подсознательного, о существовании которых еще в основном не догадывались философы. Искусство приближалось к тонкой границе, отделяющей реальность от вымысла, давая жизнь странным существам, порождениям ночных кошмаров. Некоторые утверждали, что эти инкубы явились прямиком из сновидений художника, которому удалось запечатлеть их на холсте с необыкновенной достоверностью. Неслучайно, что «
«Это была попытка смешать две литературные души, древнюю и современную. Вначале все было выдуманным и невероятным: в дальнейшем я успешно копировал природу» – так сам Х. Уолпол описывал фабулу своей фантастической повести, где тесно переплелись жестокие убийства, тайная любовь, бегство, приключения, прерываемые видениями и фантазмами, терзающими героев, погруженных волей автора в призрачную атмосферу средневековых замков. Это были именно те десятилетия, когда коллективное воображение вновь переживало темный период, наполненный тайнами и двойственностью, затаившимися во дворах и закоулках заброшенных замков. В готических романах описывались фантастические видения и искаженные ужасом лица, пришедшие на смену дьявольским козням и адским мукам. Страдания героев приобретали всё более светский и возвышенный характер, в сравнении с когда-то воспетыми Данте и воплощенными Джотто.
Видение, созданное Хорасом Уолполом, было настолько неотступным, что побудило его возвести в Строберри-Хилл, на юго-западе Лондона, дом в неоготическом стиле. Это был маленький готический замок, напоминавший одновременно французский собор и средневековую крепость, фантасмагорическое место, являвшееся плодом его воспаленного воображения.
В последующие десятилетия вкус к таинственности и средневековой религиозности, с постоянным нагнетанием ужасов и ожиданием неминуемой смерти, распространился по всей Европе, положив начало влечению к чудовищному, гротескному и ужасному. Это были годы, когда художникам нравилось искать красоту и очарование в темном и отвратительном. Предмет их изображения должен был вызывать сильные эмоции, прежде всего обусловленные невыносимыми мучениями героев.