История ислама. Том 3, 4. С основания до новейших времен

Как бы то ни было, соединенный сицилийский и африканский флот предпринял ряд опустошительных нападений на византийские берега: в 422 (1031) г. на Корфу, в 423 (1032) г. — на побережье Греции, в 426 (1035) г. на Цикладн и Фракию, и в то же время на Ликию и соседние с нею острова, и, хотя во всех этих случаях греческие адмиралы одерживали победы над корсарами, император Михаил IV все же счел нужным избавиться от них, заключив с ними справедливый мир в 426 (1035) г. Между тем в самой Сицилии уж наступило начало конца. Чтобы усилить войско, со времени удаления берберов не удовлетворявшее военному положению, Акхаль должен был увеличить податное бремя, лежавшее главным образом на потомках прежнего христианского населения; вследствие этого они восстали под предводительством Абу Хафса, третьего брата Акхаля, и эмир чувствовал себя настолько бессильным ввиду опасности всеобщего возмущения, что решился на отчаянное средство: он позвал на помощь своих новых друзей византийцев. Мятежники же, с своей стороны, позвали на помощь Муызза (427 = 1035/36), и, не колеблясь, Зирид послал своего сына Абдуллу с шеститысячным войском, которое в союзе с мятежниками стало решительно наступать на сицилийские правительственные войска. Правда, что византийский наместник Южной Италии Лев перешел через пролив и разбил Абдуллу в 428 (1037) г., но, несмотря на это, он не чувствовал себя довольно сильным, чтобы продолжать борьбу, и, когда он возвратился в Калабрию, неприятели оттеснили Акхаля к Палермо, где он был осажден в собственном замке и убит в 429 (1038) г. Уже Абдулла мог мечтать о том, что он будет властителем Сицилии, но тут снова явились византийцы с новыми силами. Михаил задумал нанести врагам решительный удар и для этого послал самого знаменитого полководца своего, Маниака, с войском, состоявшим главным образом из чужеземных наемников: кроме русских и варегов с Востока, тут были и итальянцы, между ними отряд норманнов, под начальством ломбардца Гардуина, бывших на службе у князя Салернского и теперь ставших под знамена византийского императора. Здесь, как и всюду, где могучие сыны севера встречались с цивилизованными, но вследствие этого менее выносливыми южанами, они наносили удар за ударом. Мессина пала, мусульмане были побеждены в большом сражении при Раметте в 429 (1038) г., и в течение двух лет тринадцать больших и малых городов было завоевано византийцами, пока, наконец, им пришлось на время остановиться перед стенами Сиракуз. Абдулла имел время набрать новое войско; но и с ним он потерпел поражение в битве при Трайне в 431 (1040) г. Казалось, настал конец для мусульман; но тут византийцы, как это часто случается, проявили ошибки чрезмерно цивилизованной и внутренне разлагающейся народности и этим разрушили достигнутые ими успехи. Маниак, хотя и великий полководец, презирал войско варваров, без сил которых он не мог обойтись. Несмотря на то что именно норманны во главе с их предводителями, Гардуином и храбрым рыцарем Вильгельмом Готвильским, во всех сражениях играли главную роль, он урезал их долю в добыче; а когда Гардуин стал жаловаться ему на это и стал дерзко возражать на высокомерный отказ византийца, последний велел его высечь. С этим примирился бы византийский царедворец, но не норманнский воин. Норманны отделились от византийского войска, возвратились через залив в Калабрию и, собрав здесь разбросанные кое-где толпы своих земляков, стали на свой страх вести войну с византийскими владениями в Южной Италии. Тем временем Маниак взял Сиракузы; но поссорившийся с ним адмирал Стефан, старавшийся захватить в свои руки общее руководство военными действиями и имевший большие связи при византийском дворе, сумел добиться отозвания победоносного полководца; и между тем как успехи норманнов на материке требовали отправки туда все новых византийских полков, неумелость Стефана и наступившие после смерти Михаила IV (1041 г.) в Византии смуты довершили остальное: до 1042 (433) г. весь остров был снова в руках мусульман, а вскоре и Мессина также перешла в руки своих прежних обладателей. Но этой переменой счастья пришлось воспользоваться уже не Зириду Абдулле и его африканцам. В борьбе с Маниаком оказалось, что эти союзники, которых так усердно звали на помощь, мало помогли сицилийцам: на них нельзя было положиться во время битвы, но зато они проявляли свою деятельность, по берберскому обычаю, в притеснении мирных жителей; поэтому, еще до отступления византийцев, жители острова восстали против назойливого союзника и принудили Абдуллу с войсками удалиться обратно в Африку (431 = 1041 г.). А так как Муыззу, как мы увидим ниже, самому пришлось, лет через десять, отстаивать свое существование, то Сицилия и с этой стороны надолго была предоставлена самой себе. Но, несмотря на это, нельзя было восстановить прежнее положение. Правда, что брат Акхаля (быть может, тот Абу Хафс, вследствие возмущения которого и произошло все несчастье) был провозглашен эмиром под именем Самсам ад-Даула («меч царства»), но «меч» этот оказался тупым. Во время безначалия последних лет в нескольких местах на острове выделились самостоятельные княжества, вожди которых и изгнали византийцев после ухода Маниака. Трудно было ожидать, что их преданность новому эмиру будет более чем внешняя. Самый сильный из них был Али ибн Ниама, по прозванию Ибн Хаваши, глава старосицилийского населения, средоточием которого были Джирдженти и Кастроджиованни; кроме того, были еще другие владетельные князья на западе, в Катании и т. д. В конце концов, жители Палермо прогнали Самсама, жившего в этом городе, и провозгласили республику: мы встречаемся здесь в меньших размерах со всеми чертами, которые мы раньше видели в Испании, с ее князьками и кордовской республикой. Но мы не знаем в подробностях отношений между этими мелкими княжествами; так, за двадцать лет, до 452 (1060) г., до нас не дошло ни одной точной даты. Впрочем, нам известно, что рядом с главою народной партии Ибн Ниама несколько позже выдвинулся Мухаммед ибн Симна, владетель Сиракуз, в качестве руководителя арабской аристократии, преобладавшей в некоторых округах. Между этими двумя сильнейшими князьями острова, в конце концов, из-за личных счетов произошел открытый разрыв; Ибн Симна был разбит, и в силу естественного для мусульман того времени политического безумия он снова призвал на остров чужеземцев.