По сути дела, Франция одной ногой уже стояла в Италии. События на Корсике, и в частности борьба за ее освобождение были в центре пристального внимания просвещенных кругов итальянского общества. Паскуале Паоли (1725–1807) имел репутацию одного из самых популярных людей своего времени. Теперь, когда итальянская по языку и традициям Корсика стала французской, а Франция была объята революцией, идея превратить остров в связующее звено между происшедшей Французской и грядущей итальянской революциями казалась вполне естественной. В 1790 г. один из потомков Микеланджело — студент-«якобинец» из Университета Пизы, Филиппо Буонарроти приехал на Корсику и начал издавать там «Джорнале патриоттико ди Корсика», которую можно назвать инкунабулой итальянской печати эпохи Рисорджименто. Позднее, в 1794 г., когда Франция, уже на протяжении двух лет воевавшая с союзником Австрии Пьемонтом и аннексировавшая Ниццу и Савойю, захватила Онелью, Буонарроти был назначен туда комиссаром и воспользовался случаем, чтобы перевести свою штаб-квартиру с острова на континент и установить более тесные контакты с другими итальянскими патриотами. Однако его якобинские воззрения и робеспьеризм стоили этому человеку отзыва в Париж и явились причиной ареста на несколько месяцев. После освобождения Буонарроти продолжил дело итальянской революции, пытался в своих работах и посредством конспиративной деятельности привлечь на свою сторону членов Директории и наиболее видных руководителей Итальянской армии, в том числе ее нового командующего, тоже корсиканца по происхождению, Наполеона Бонапарта. Тогда же Буонарроти принял активное участие в подготовке Заговора равных Гракха Бабёфа[317]
; дело итальянской революции было для него неразрывно связано с движением французских якобинцев. Однако все попытки такого рода провалились как во Франции, так и в Италии. Почти одновременно с раскрытием Заговора равных, в Кераско было подписано перемирие между Францией и королем Сардинии. Буонарроти арестовали, а его итальянские друзья, учредившие по его указанию революционный муниципалитет в пьемонтском городе Альба, обратились с призывом к революционерам Пьемонта и Ломбардии, но в итоге были вынуждены отказаться от своих планов. Сама Альба по условиям перемирия была возвращена королю Сардинии.Итак, могло показаться — и Буонарроти сам первым опробовал это на собственном опыте, — что соединить дело итальянской революции и интересы новой, термидорианской Франции невозможно, т. е. нельзя привести к единому знаменателю надежды еще не разразившейся революции и нужды революции свершившейся, вступившей в свои права и плавно идущей на спад. В отношении Италии внешняя политика новой Франции, казалось, не претерпела существенных изменений по сравнению с эпохой «старого порядка»: по условиям перемирия в Кераско с приобретением Ниццы и Савойи Франция восстановила «естественные границы». Установив военный контроль над Пьемонтом, Директория могла сосредоточить свои усилия на других фронтах, с тем чтобы вынудить Австрию пойти на переговоры. Совершенно логично предположить в такой ситуации, что результатом этих переговоров станет очередной пересмотр границ на Апеннинском полуострове только ради обеспечения нового равновесия между двумя крупнейшими державами континента.
Но в периоды революций и гражданских войн даже самые логичные предвидения бывают ошибочны, а развитие событий идет по совершенно немыслимому сценарию, особенно если в них вмешивается человек столь выдающихся способностей, каким был Наполеон Бонапарт. Новый командующий Итальянской армией не удовлетворялся второстепенными ролями, отведенными ему Директорией. С мая 1796 по апрель 1797 г. он менее чем за год одержал ряд блестящих побед, оккупировал всю Северную Италию, подошел к Вене, вынудив Австрию пойти на предварительные переговоры в Леобене, и, заручившись у Директории правом свободы действий, проводил на Апеннинском полуострове собственную политическую линию.