История итальянцев

Итак, происходила политическая и экономическая Реставрация, однако и ее возможности имели предел. Если еще можно было возвести на трон свергнутые династии, восстановить старые границы, передать образование и государственное управление в руки Ордена иезуитов (правда, некоторые правительства, в частности, в Великом герцогстве Тосканском, отказались сделать это), то было практически невозможно или весьма затруднительно стереть глубокие изменения, привнесенные за двадцатилетие французского господства в саму ткань общества, в отношения между людьми и классами. Правители Турина оказались единственными из всех итальянских государей, которые sic et simpliciter[325] отменили Кодексы Наполеона и ввели в оборот устаревшее и путаное законодательство прежних времен, с огромной помпой первыми призвали иезуитов и первыми же вернулись к дискриминации религиозных меньшинств — иудеев и вальденсов. В других местах действовали осторожнее. Люди, подобные Витторио Фоссомброни, который возглавлял правительство Тосканы в тот период, прекрасно понимали, что Реставрация in pristinum[326] невозможна и опасна. Той же точки зрения придерживались главный соратник дома неаполитанских Бурбонов Луиджи Медичи, государственный секретарь папы Пия VII кардинал Эрколе Консальви, не говоря уже о габсбургских чиновниках в Ломбардо-Венецианском королевстве, сформировавшихся под воздействием школы Иосифа II. Там, где Кодекс Наполеона был отменен, как это произошло в Ломбардо-Венецианском королевстве и Великом герцогстве Тосканском, их постарались заменить новыми законами, соответствовавшими реформаторской традиции XVIII в. и самого наполеоновского законодательства. В Неаполе ликвидация упомянутого Кодекса имела еще более формальный характер.

Столь же осторожно действовали власти и в вопросе о национальном достоянии, проданном в период наполеоновского господства. Только его небольшая часть могла быть возвращена бывшим владельцам — в основном это были религиозные братства и благотворительные учреждения. Даже в Папской области власть имущие были вынуждены довольствоваться возмещением убытков, оставив свои собственные владения в руках тех, кого считали захватчиками. Так же обстояли дела и с отмененными привилегиями и феодальными правами. В этом случае повернуть назад и аннулировать свершившийся факт оказалось еще труднее. В частности, никто не мог восстановить все те запутанные нити социальных отношений, которые были оборваны на Юге Италии в результате упразднения феодализма в 1806 г., да в общем никто об этом и не помышлял. Более того, антифеодальное законодательство периода наполеоновского господства было распространено и на Сицилию, которая в разгар Реставрации с запозданием испытала удары Революции и французской оккупации.

Итак, политическая линия в эпоху Реставрации колебалась между двумя полюсами — принципиальной легитимной нетерпимостью на словах и приспособленчеством и соглашательством на деле; робкими попытками управлять вопреки интересам новых классов и социальных групп, возникших в результате кризиса и падения «старых порядков», и столь же робкими попытками добиться от них доверия и поддержки. И в том, и в другом случае страх или лесть являлись свидетельством слабости и лишь ободрили оппозицию, формировавшуюся в недрах тайных сборищ и сети сектантских организаций. «В глазах разгневанных людей, — писал Стендаль, — уступки — только доказывают слабость государя»[327].

Неаполитанское королевство являло собой наиболее яркий пример подобного рода. Сохранение тех достижений, которые можно было бы назвать буржуазными завоеваниями «французского десятилетия», имело и свою оборотную сторону. После заключения конкордата 1818 г. были сделаны большие уступки Церкви и не менее значительные — королевскому двору и финансовым кругам, связанным с ним фискальной и таможенной политикой. Противоречивость и двойственность этой линии правительства, помноженные на трудности экономической конъюнктуры и рынка сельскохозяйственной продукции, вызвали недовольство во многих областях, и достаточно было сообщения в марте 1820 г. о том, что король Испании был вынужден пожаловать гражданам своей страны конституцию, чтобы требование даровать конституцию Неаполю стало объединяющим моментом, общим лозунгом политических и общественных сил.