История итальянцев

В основе его взглядов лежало, как уже отмечалось, неприятие «имперской» внешней политики в любой ее форме, и в частности политики, проводимой Криспи, а также твердая уверенность в том, что, для того чтобы разрешить важнейшие внутренние проблемы, Италии необходимы спокойствие и мир. В своем внешнеполитическом курсе возглавляемый Джолитти кабинет министров, при активном участии министров иностранных дел Джулио Принетти и Томмазо Титтони, все больше отходил от абсолютной приверженности Тройственному союзу, за что ратовал Криспи. Прежде всего это проявилось в постепенном сближении Италии с крупнейшими европейскими державами, в первую очередь с Францией. Именно с ней в 1901–1902 гг. были подписаны два соглашения, закреплявшие сферу французских интересов в Марокко, а итальянских — в Ливии (Триполитания и Киренаика). Затем был достигнут ряд договоренностей с Англией. Впрочем, с этой страной Италия всегда поддерживала хорошие дипломатические отношения. Однако теперь Великобритания признала возможность установления итальянского протектората над Ливией. И наконец, было подписано соглашение с Россией. В 1904 г. президент Франции Э. Лубе был принят с особым радушием во время официального визита в Рим. А всего за год до этого, в 1903 г., гостем короля Италии оказался английский монарх Эдуард VII. Тогда же в Италию должен был прибыть с официальным визитом и русский царь Николай II, однако бурная кампания, развернутая социалистами и анархистами, привела к тому, что эта поездка была отложена до 1909 г.[404]

Таким образом, уходила в прошлое эпоха, когда, как во время правления кабинета Криспи, формирование внешнеполитического курса Италии сопровождалось острыми дебатами и разногласиями.

Наступал период наведения мостов и умиротворения. Удачное расположение звезд на политическом небосклоне способствовало созданию благоприятной ситуации, сложившейся на тот момент в политике и дипломатии. Теперь подул сильный ветер перемен и рассеял тучи крупных конфликтов и столкновений. Даже прусский канцлер Бернгард фон Бюлов вовсе не находил ничего дурного в том, чтобы Италия «станцевала тур вальса» вне Тройственного союза. Что касается колониальной политики, то, отказавшись от планов вторжения в Эфиопию и отложив на некоторое время решение вопроса об установлении опеки над Ливией, Италия ограничилась введением прямого управления в Сомали (1905), над которым уже давно был признан итальянский протекторат.

Осуществление страной подобного внешнеполитического курса, направленного на разрядку, позволило Джолитти уже в первом десятилетии XX в. проводить либеральную внутреннюю политику обновления, которого после «черных дней» 1898 г. ждала от него вся Италия. Премьер-министр все еще продолжал придерживаться убеждения в возможности возрождения и обновления снизу всего итальянского общества, и в первую очередь итальянской деревни, — ведь именно такова была одна из парадигм Рисорджименто. Однако он был менее всего доктринером и прежде всего политиком, а потому осознавал тот факт, что развитие промышленности Италии, в какой бы форме оно ни происходило, равно как и зарождавшееся рабочее движение, — это необратимые явления, которые нельзя повернуть вспять, а также и то, что индустрия и профсоюзы стали к тому времени наиболее организованными и динамичными силами общества. Именно поэтому приоритетным направлением политики Джолитти стали наведение мостов между либеральной буржуазией и теми, кто сплотился вокруг ИСП, и курс на сотрудничество между ними. Если бы итальянские промышленники могли проникнуться убеждением, что повышение заработной платы рабочим будет в конечном счете отвечать их собственным интересам, и если бы, кроме того, социалисты сумели обуздать и держать под контролем революционное нетерпение и бунтарские устремления масс, которые шли за ними, — тогда можно было бы надеяться на постепенное преодоление порочного круга нищеты и отсталости, в котором, как в тисках, были зажаты наиболее отсталые регионы и отрасли экономики Италии. В этом случае можно было бы ожидать и того, что созданный таким образом блок, куда вошли бы рабочие и предприниматели, социалисты и передовые либералы, обладал бы большой притягательной силой и поэтому смог бы преодолеть как эгоистические побуждения ретроградов, находившихся на самом верху социальной пирамиды, так и озлобленность униженных низов.