Я кивнула, борясь с желанием сказать ему, что слышала, как он сказал Феликсу, что полной безопасности нет нигде. Мне хотелось ему верить! Мне хотелось, чтобы это было правдой! И я не хотела, чтобы мама и Аннет знали то, что известно мне. Но в тот момент было очень трудно храбриться, и я ужасно испугалась, зная, что волки и акулы приближаются и хватают маленьких белых мышей.
Сегодня утром, когда мы сидели за завтраком, раздался стук в дверь. В этом не было ничего особенно необычного, тем не менее мы все немного напряглись. Впрочем, это мог быть кто-то, просящий еду или спрашивающий, нет ли у нас какой-нибудь случайной работы, которую нужно выполнить в обмен на несколько франков, и папа спустился вниз, чтобы открыть дверь. И мы услышали гортанный акцент, некто требовал у папы ответа, он ли Гийом Дюваль, затем документы, и стало ясно – что-то не так. Мама застыла с чашкой кофе на полпути к губам, а Аннет отложила нож, которым чистила абрикос, и ее глаза действительно округлились. Я вскочила из-за стола, подошла к окну и аккуратно выглянула из-за ставней.
Внизу на улице стояли две большие черные машины с нацисткой символикой, и у меня кровь застыла в жилах. Я слышала голоса, раздающиеся у нашего порога, папин тон, успокаивающий и умиротворяющий на фоне грубости в голосе пришедших.
Мама тоже встала, чтобы выглянуть в окно, и подошла ко мне вплотную, так что мне было слышно ее взволнованное дыхание. Мне подумалось – возможно, мерный гул в моих ушах вызван стуком ее сердца, бьющегося, как крылья пойманной птицы о стекло. Но потом я поняла, что дело не в ее сердце, а в моем. Инстинктивно она вытянула руку, как бы защищая меня от того, что мы видим, однако я увернулась и бросилась к лестнице.
– Жози, вернись! – позвала мама. Ее голос был высоким и тонким от страха, но я проигнорировала ее. Мои мысли метались, пока я бежала вниз по лестнице, отчаянно пытаясь придумать, что сказать на этот раз, чтобы помочь, чтобы защитить папу. Если когда-либо и требовалась маскировка, то именно сейчас. Но я никак не могла придумать, как правильно поступить, чтобы спасти его.
Когда я вышла в коридор, папа обернулся и посмотрел на меня через плечо. Все выглядело так, будто двое мужчин держали его за руки. Он широко раскрыл глаза, когда увидел меня, и я так много прочитала в них за ту долю секунды – любовь, страх, боль и горе. Но самым ужасным из всего, что я увидела, было осознание поражения, понимание того, что игра окончена.
Он покачал головой так мягко, что это было почти незаметно.
Вот только я не могла сдаться, не могла позволить им забрать моего папу! Я потянулась к нему, но один из мужчин встал между нами и оттолкнул меня.
– Нет! – крикнула я. – Он ничего не сделал! Зачем вы его забираете?!
Губы мужчин были сжаты в мрачные линии, и они не ответили мне, они просто повели папу вниз по ступенькам к стоящей машине. Я двинулась за ними, но папа снова оглянулся на меня.
– Оставайся дома, Жози. Присмотри за мамой и Аннет вместо меня, – проговорил он. Его голос был низким, переполненным эмоциями. Дальнейшие слова застряли у него в горле.
Я ожидала, что он пообещает скоро вернуться, отчаянно хотела, чтобы он произнес эти слова, чтобы дал еще одно обещание и на этот раз смог сдержать его. Но у него не было времени сказать что-либо еще, так как двое мужчин затолкали его на заднее сиденье машины и захлопнули дверцу. Автомобиль отъехал. Немец, который забрался вслед за папой, закрыл обзор, и я не смогла увидеть папу, хотя отчаянно пыталась еще раз взглянуть на него через стекло.
Вторая машина тронулась вслед за первой. А потом я увидела одного из пассажиров, ехавших в ней, и тошнота и гнев затопили меня целиком. Он смотрел прямо на меня. Я узнала волосы песочного цвета, запавшие глаза и сгорбленные плечи еще до того, как месье Гинье открыл рот в ухмылке, которая показалась мне гримасой черепа.
С усилием я проглотила кислую желчь, которая заполнила мой рот вместе с желанием закричать. Затем на ступеньках позади меня появилась мама, и я рухнула в ее объятия. Она крепко обняла меня, и я зарыдала, уткнувшись в ее плечо. А затем она очень решительно затащила меня внутрь и закрыла дверь.
Сегодня я больше не могу писать, хотя не думаю, что смогу заснуть. Вместо этого я сижу у окна, наблюдая, как лунный свет отбрасывает свои серебристые тени на черепичную крышу, где голуби устраиваются на ночлег. Еще вспоминаю слова сказительницы: когда луна освещает сто чаш с водой, каждая из них наполняется лунным светом. И надеюсь, что где бы ни был сегодня вечером мой папа, он сможет увидеть лунный свет и почувствовать, как моя любовь сияет в нем.
Спокойной ночи, папа!
Дневник Жози – понедельник, 6 июля 1942 года