Особо популярны стали пикники, загородные гуляния и поездки на пароходе в Китаево и Межигорье. Первоначально контора пароходства заведовала двумя судами, которые делали по два рейса в течение навигации на 700 и 500 верст, ограничиваясь подвозом камня для крепостных укреплений. В 1851 году прибыли еще два парохода бельгийской постройки – «Опыт» и «Труд». Они превосходили по быстроте хода и изящности отделки 12 пароходов, курсировавших по Днепру и принадлежавших польской компании, утверждавшей: «Замечательно, что они из Варшавы прибыли в Киев водой».
Карлгоф вспоминает: «Шумное веселье наше встревожило безмолвие уединенной обители; мы видели, как из засадных мест благочестивые иноки посматривали на веселье сынов мира сего. На обратном пути, при свете луны, устроились танцы, и днепровские русалки могли бы, если бы захотели, полюбоваться на грацию своих земных сестер». Далее прибавляет: «По-моему, ни берега Рейна, ни Эльбы, ни Дуная не могут сравниться с Днепровским прибрежьем, начиная от Подола до самой Китаевской пристани».К услугам киевлян было два клуба – дворянский (с 1838 года) с определенным уставом и многолюдный купеческий в Контрактовом доме. Театральную жизнь не описываю, так как это достаточно освещено, а вот развлечения прошлого никто не вспоминал. Гастроли знаменитостей проходили большею частью во время Контрактов, когда можно пожинать деньги и славу. Являлись такие ученые как Леммергард (1851), фокусники и шарлатаны, в числе последних привлекал внимание один француз, показывающий «ученых блох», возивших маленькие пушки, экипажи и т. п. и обиравший вчистую зевак…
Нельзя не остановиться на малоизвестном высказывании И. С. Аксакова: «Как хорош Киев, как я люблю этот город. Несмотря на осень (деревья, кроме тополей, почти все пожелтели, а многие и совсем обнажились), на холодную и ветреную погоду, любуешься им беспрестанно».
Далее писатель сообщает о приеме ополчения, о вечере у княгини Васильчиковой: «Вечер наискучнейший, не то что светский раут, а генерал-губернаторский – вечер подчиненных у начальника»; об обеде, данном в университетском зале для офицеров четырех дружин от дворянства: «Князь Васильчиков сказал речь на тему „Москва в Киеве“, но сбился немного, и вышло у него, что предки наши ополчались по примеру нашему; это наидобродушнейший человек в мире, конечно фразы пересыпались обычными его „стало быть“». Побывав затем в провинции, Аксаков набросал длинное письмо, посвященное состоянию края и населения: «Как бы там ни рассуждали, а инвентари здесь, по моему мнению, истинное благо». Он отмечает, что поляки хорошо встречали ополченцев и прибавляет: «Поляки вообще люди довольно образованные, получают и читают иностранные газеты и в этом отношении останавливаться у них довольно приятно». Делает он и общее замечание: «Народ русский, т. е. малорусский, угнетен жидами и польскими панами; поляки угнетены правительственными лицами и все угнетены роковою чепухой современной всероссийской жизни».