Итак, с благословения Пушкина и при его участии началась на этот раз новая, литературная слава Надежды Дуровой. А ведь недавно этой мужественной женщине казалось, что жизнь прошла, остались только воспоминания о героической молодости, боевых походах с товарищами по уланскому полку, овеянные значительными событиями войны с наполеоновской Францией, встречами со знаменитыми полководцами Кутузовым и Ермоловым. У одинокой женщины, проживавшей в Сарапуле, где она поселилась, уйдя в отставку в чине штабс-ротмистра, пенсия была небольшая, несмотря на боевые ранения. Одиночество и скука заставили ее взяться за перо и написать воспоминания. Решительность никогда не покидала Надежду. Тем более, ее брат Василий Андреевич, администратор этой местности, был знаком с Пушкиным по Кавказу и порекомендовал сестре направить рукопись поэту. Что она и сделала. Да, отчаянности в поступках Надежды Андреевны хватало. В 1806 году она, оставив мужа и сына Ивана, переодевшись в мужскую одежду, пристала к казачьему полку, проходившему поблизости: «Я взяла лишь свою собственную свободу. Драгоценный дар неба».
Эту смелость и решительность и увидел в ней Александр І, когда в 1807 году вызвал к себе на собеседование после жалобы ее отца. Выслушав Дурову и войдя в ее положение, император дал указание зачислить Надежду корнетом Мариупольского гусарского полка под именем Александр Васильевич Александров – в свою честь. Всё это мы узнаем из «Записок» Дуровой. Как они появились в печати – тоже непростая история. Пушкин, как только получил их, даже не читая, немедленно вознамерился издать. Он предвкушал коммерческий успех этого издания. Отзывчивость самого кумира вызвала радость Надежды Андреевны, но при этом у нее возникли некоторые опасения. «„Записки“ были написаны не для печати, – пишет она Пушкину, – я доверяю Вашему разуму, представляю их Вам, какие они есть, без изменений и правок». Но Александр Сергеевич не смог их выдать вовремя. Нетерпеливый автор потребовала возвращение «Записок», поручая их издание своему родственнику И. Г. Бутковскому. Они выходят отдельной книгой в 1836 году под названием «Записки кавалерист-девицы». Пушкин, который мог и обидеться на такое поспешное решение Дуровой, тем не менее, откликнулся небольшой, но восторженной заметкой в своем «Современнике»: «Читатели без всяких сомнений оценили очарование этого искреннего рассказа… (где) страстная героиня описывает наинеобычайнейшие события. Ожидаем появления последующей части потому, чтобы подробно познакомиться с книгой, прекрасной во всех отношениях».
А. С. Пушкин. Худ. О. А. Кипренский, 1827 г.
Читая «Записки кавалерист-девицы», выдержавшей несколько переизданий четыре десятилетия назад, находишь немало свидетельств того, что Дурову многое связывало с городами и селами Украины. В 1988 году в очередной том «Української літературної енциклопедії» я принес несколько статей. О Дуровой материал не брали: мол-де у нее только литературное описание Украины, а этого для публикации мало. Поместили лишь после моего сообщения, что она «родичка Мельхосодека Значко-Яворського». Может, поэтому у этой странной женщины и проявилась любовь к своей родине? Во всей справочной литературе место рождения Н. А. Дуровой не указано. Почему? Дело в том, что составители просто не читали ее записок, а в них четко указано – Киев! Вот так, используя «Записки кавалерист-девицы», продолжим наш рассказ. Как принято, начнем с родителей. «Моя мать, урожденная Александровичева, была одной из наилучших девиц в Малороссии. На пятнадцатом году ее жизни женихи гурьбой выстроились в поисках ее руки. Среди этой толпы сердцем моей матери завладел гусарский ротмистр Дуров».
Родители Надежды Андреевны, как свидетельствует «Малороссийский гербовник» Владимира Модзалевского, жили в Черниговском наместничестве. Они были категорически против брака дочки с малообеспеченным гусарским офицером. События развивались, словно по сюжету авантюрного романа. Пришлось Андрею Васильевичу украсть невесту и повенчаться в первом попавшемся черниговском селе. «Оттуда сразу поехали в Киев, где квартировался полк Дурова». Любопытная подробность: разгневанный отец послал вслед бежавшей дочери проклятие, которое ему пришлось снимать неистовыми поклонами в Киево-Печерской Лавре.