История книгоиздания в Европе. Пять веков от первого печатного станка до современных технологий

Это распространение латинского алфавита и римского шрифта, к сожалению, остановилось на границах Советского Союза. В начале 1920-х годов Ленин учредил комиссию для разработки мер по упрощению письменности русского языка и рекомендаций по ее переводу на латинский алфавит. Однако возрождение и усиление русского национализма при Сталине загубило этот план. Советский Союз не только не отказался от кириллицы, но и распространил ее среди народов на своих азиатских территориях.

Победный ход латиницы тем более примечателен, что в теории она отнюдь не удовлетворяет требованиям ни одного современного языка. Двадцать букв исходного латинского алфавита не предназначались для того, чтобы воспроизводить звуки староитальянского диалекта; римляне их даже не изобрели, а приспособили, взяв из совершенно другого языка – языка своих греческих колоний; и даже этот греческий алфавит был когда-то придуман для того, чтобы выражать звуки семитского языка. Таким образом, легко понять, что буквы, впервые придуманные финикийцами три тысячи лет назад, очень мало подходят для передачи звуков, издаваемых европейцем XX века.

Эти неустранимые трудности можно ясно продемонстрировать, скажем, на примере разнообразных попыток западных наций подобрать подходящий знак для шипящих и свистящих согласных, которых, как известно, категорически не хватает в латинском алфавите. Один и тот же знак s должен выражать два совершенно разных звука, один из которых, более того, порой заменяется буквой с (как в слове cent) или сочетанием sc (как в слове scent), а второй – буквой z (как в слове size). Шипящий звук в английском передается сочетанием sh, во французском – ch, в итальянском – sc(i), в немецком – sch, в польском – sz, в чешском – š; а для транслитерации простого русского звука щ немецкому наборщику требуется семь знаков (schtsch), его английскому коллеге – четыре (shch), и даже чешскому требуется два (šč)

В печатной латинице сохранилось только три позднеримских добавления – буквы x, y, z – и три позднесредневековых изобретения – j, v, w; и можно лишь пожалеть о том, что Уильям Кекстон и его ученики не сохранили одно из самых полезных нововведений германских писцов, а именно знак þ для обозначения зубного щелевого звука. Его форма к XV веку стала почти неотличима от y; и поэтому ранние английские печатники использовали вместо the и that сочетания ye и yt просто ради экономии места, а не потому, что эти слова произносились как ye и yat: «ye olde English tea-shoppe» – это глупый псевдоархаизм, дорогой полуграмотному невежде.

Однако печатники освоили некоторое число лигатур и комбинаций существующих знаков, и таким образом они прописались в различных национальных письменностях: oe = o+e во французском языке, å = a+o в скандинавских, ä, ö, ü (иногда до сих пор печатаются как a, о, u со значком e сверху) и ſt, ch в немецком. Дальнейшие попытки приблизить печатное слово к фонетическому звучанию ограничивались добавлением диакритических знаков: здесь в первых рядах пошли французы, когда около 1770 года ввели нормы употребления надбуквенных штрихов, седили, диерезиса и т. п., благодаря чему, к примеру, одна буква е стала выполнять целых пять функций (e, é, è, ê, ë). Славянские и балтийские языки, пожалуй, пошли дальше всех в этом изменении гутенберговских литер; однако есть сомнения в том, что ł, ń, ś, ż, ė, ą, ų и так далее в польском и литовском алфавитах не мешают, а облегчают знакомство с этими языками и литературой.

К сожалению, в 1928 году турки ввели у себя не какой-то из существующих западных алфавитов, хотя чешская орфография почти идеально подошла бы для их целей, а смешали английские, французские, немецкие и румынские написания с некоторыми собственными придумками. Этот новый турецкий алфавит излишне затрудняет чтение турецких текстов; например, c соответствует английскому j, ç – английскому ch, j – французскому j, ş – английскому sh и так далее; дополнительное неудобство создает различие между i с точкой (= французскому i) и ı без точки (= французскому e)[26].

Аналогичная трудность, которая одинаково касается и печатника, и филолога, и читателя, состоит в транслитерации на латиницу нелатинских письменностей, таких как русская и арабская. Нынешняя путаница, не только между, например, английской, французской и немецкой транслитерацией одного и того же слова, но даже между разными школами не мысли, а бессмысленности в самой англоговорящей сфере, такова, что надо увидеть ее воочию, чтобы в нее поверить. Полдюжины или больше способов транслитерации имени такой всемирной знаменитости, как Чехов, – Chekhov, Tchekhov, Tschechow, Tchékoff, Čekof и т. д., – громко говорит о необходимости хоть какой-то стандартизации и систематизации, приемлемой для наибольшего количества западных наций.

Издательское дело