История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Первый консул желал оказать максимальное уважение общественному мнению и поступил так, как только можно было поступить при самом последовательном представительном правлении. Он созвал Сенат, Законодательный корпус и Трибунат и предложил им на рассмотрение все документы, касающиеся переговоров. Три государственных собрания отвечали Наполеону полным одобрением его действий. «Франция, — сказал Фонтан, — вновь готова взять в руки оружие, усмирившее Европу... Горе строптивому правительству, которое вызовет нас снова на поле брани и, пожертвовав краткими минутами покоя, захочет ввергнуть человечество в бедствия, едва минувшие! Теперь Англия уже не осмелится сослаться на

защиту охранительных начал общества, подобное оправдание принадлежит теперь нам, ныне мы явимся поборниками прав народов и человечества, отразив беззаконное насилие нации, которая ведет переговоры с целью обмана, просит о мире с умыслом возобновить войну, заключает договора затем только, чтобы их нарушить... Нет сомнения, при первом же знаке единодушный порыв соберет всю Францию вокруг героя, которым она восхищается. Все чувствуют, что им нужен его гений, все сознают, что он один в силах поддержать величие наших новых судеб...

Гражданин Первый консул, народ французский не может иметь иных помыслов, кроме великих, иных чувств, кроме геройских, подобных вашим. Он победил для мира, подобно вам, он желает мира, но никогда не устрашится и войны, тоже подобно вам. Англия полагается на защиту океана, неужели ей неизвестно, что на свет иногда появляются гениальные люди, свершающие дела, которые до них казались невозможными? Что же, если один из таких людей явился и если Англия безрассудно вызывает его на подвиг? Великий народ на все способен с великим человеком, с которым нераздельны его слава, интересы и само счастье».

Правда, в этом блестящем витийстве не слышалось энтузиазма 1789 года, но отзывалось беспредельное доверие, питаемое всеми в отношении героя, который держал в своих руках судьбы Франции и от которого ожидали вожделенного унижения Англии.

Обстоятельство, впрочем, совершенно нечаянное, чрезвычайно усилило негодование публики. Почти в самый момент отъезда посланников, прежде всякого объявления войны, корабли английского флота захватили французских торговцев. В бухте на Одере два фрегата захватили суда, искавшие убежища в Бресте. За этими действиями вскоре последовало много других, похожие вести приходили из всех гаваней. Подобное насилие плохо согласовалось с международным правом: в последнем договоре, заключенном Францией с Соединенными Штатами, имелась соответствующая статья, но в Амьенском договоре действительно ничего подобного не было, договор не предписывал в случае разрыва никакого срока для начала враждебных военных действий. Но срок определялся тут моральными принципами международного права, имеющими, разумеется, большее значение, чем все письменные договоренности.

Сложность ситуации возвратила Наполеону всю резкость его характера: он решил немедленно отплатить мерой за меру и составил определение, объявлявшее военнопленными всех англичан, которые путешествовали по Франции со времени разрыва. Если, говорил он, на простых торговцев, не имеющих никакого отношения к политике своего правительства, хотят обрушить тягостные последствия этой политики, то и он вправе платить той же монетой, обеспечив себе способы обмена и обратив в пленных всех британских подданных, захваченных в это время на французской земле. Хотя подобная мера была реакцией на поступки самой Великобритании, однако могла очень встревожить общественное мнение и внушить опасения в повторении жестокостей предыдущей войны. Камбасерес неотступно уговаривал Первого консула и наконец настоял на изменении принятых распоряжений. Благодаря его усилиям эти распоряжения пали только на тех британских подданных, которые состояли на военной службе или исполняли какое-нибудь поручение своего правительства. Впрочем, они не подвергались заключению, а жили пленниками под честное слово в разных крепостях.