История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Строгости повлекли за собой возмущение на севере острова и на западе, в окрестностях Порт-о-Пренса. Племянник Туссена Шарль Белэр, имевший некоторое превосходство над собратьями в уме и образовании и по этим причинам предназначенный дядей в преемники, бежал в горы и поднял там знамя возмущения. Десса-лин, проживавший в Сен-Марке, настоятельно просил приказа преследовать его. Желая избавиться от опасного соперника, он повел с ним ожесточенную войну, успел захватить вместе с женой и предал обоих военному суду, который велел расстрелять несчастных. При этом Десса-лин оправдывал свой поступок немилосердным приказанием белых. Прискорбные жестокости, доказывающие, что страсти человеческого сердца везде одни и те же, а климат, время, черты лица не устанавливают ощутимой разницы между людьми!

Таким образом, все располагало население к мятежу: и мрачная недоверчивость, овладевшая умами, и суровые предосторожности европейцев, и свирепые страсти, раздиравшие людей, страсти, которые французскому начальству надо было терпеть снисходительно и даже оборачивать в свою пользу.

Генерала Буде вызвали из Порт-о-Пренса и назначили на Подветренные острова для замещения Ришпанса, умершего от горячки. На его же место определили генерала Рошамбо, храброго воина, искусного и отважного, но перенявшего в колониях, где протекла его служба, все предрассудки населяющих их креолов. Он ненавидел мулатов так же сильно, как сами колонисты. Он считал их распутными, наглыми, жестокими и говорил, что уж лучше негры, потому что они проще, воздержаннее и имеют способности к войне. Так вот, генерал Рошамбо, командовавший в Порт-о-Пренсе и на юге острова, где жило множество мулатов, с начала возмущений выказывал к ним столько же недоверчивости, как и к неграм, и значительное число их заключил в тюрьму. Самую тяжкую обиду нанес он им, удалив из колонии генерала

Риго, бывшего предводителя мулатов, который долгое время являлся врагом и соперником Туссена, был им побежден и изгнан и воспользовался победой европейцев для возвращения на Сан-Доминго, по праву надеясь на хороший прием. Но европейцы и тут совершили ошибку, не позаботившись о союзе с цветным населением: генерал Рошамбо отверг услуги Риго и предписал ему удалиться в Соединенные Штаты. Оскорбленные и потерявшие всякую надежду мулаты с тех пор присоединились к чернокожим: замысел очень опасный, особенно на юге, где они господствовали числом.

Все эти причины сделали всеобщим восстание, бывшее сначала только местным. На севере Клерво, Морпа и Кристоф бежали в горы, не без сожалений, но увлекаемые всевластным чувством: любовью к своей угрожаемой независимости. На западе Дессалин сбросил наконец маску и пристал к мятежникам. На юге мулаты, соединившись с черными, начали грабить прекрасную область, которая дотоле оставалась неприкосновенной и цветущей. Верность сохранял один Лаплюм, решительно преданный метрополии и предпочитавший ее правлению варварские обычаи своих соплеменников.

Сократившаяся французская армия, будучи едва в состоянии владеть оружием, контролировала на севере уже только Кап и несколько окрестных точек: на западе — Порт-о-Пренс и Сен-Марк, на юге — Ле-Ке, Жереми и Тибюрон. Беспокойство бедного Леклерка достигло крайней степени. При нем находилась жена, которую он отправил на остров Тартл, чтобы спасти от заразы. На его глазах умерли искусный и мудрый Бенезеш и несколько отличнейших генералов Рейнской и Итальянской армий. Он получил известие о смерти Ришпанса, ежедневно становился свидетелем кончины своих храбрейших солдат, не имея возможности помочь им, и чувствовал приближение поры, когда будет уже не в силах защищать частичку берега, еще остававшуюся в его власти. Терзаемый такими мучительными размышлениями, он больше всякого другого подвергался риску язвы, губившей армию. Действительно, болезнь настигла и его в свою очередь, и в ноябре 1802 года, после кратковременного страдания, несчастный умер.

Командование принял генерал Рошамбо. Новому губернатору колонии нельзя было отказать ни в храбрости, ни в военных дарованиях, но ему недоставало благоразумия и хладнокровия начальника, чуждого тропических страстей. Генерал принялся всюду усмирять возмущение, но было уже поздно: он мог еще удержаться, разве только сосредоточив все силы в Кап-Франсез и покинув западную и южную части острова. Он возвратился в Кап в то самое время, когда Кристоф, Клерво и северные вожди пытались атаковать столицу острова. Для защиты ее у генерала Рошамбо оставалось несколько сот солдат и национальная гвардия, состоявшая из плантаторов, людей храбрых, подобно всем уроженцам страны. Кристоф и Клерво уже овладели одним укреплением, генерал Рошамбо отнял его у них с беспримерным мужеством и действовал так искусно, что мятежники отступили, думая, будто на остров прибыло подкрепление из Европы.