Но во время этой героической обороны на рейде произошла страшная сцена. Не зная, как уберечь чернокожих на берегу, и в то же время не желая увеличить с их помощью силы неприятеля, около тысячи двухсот человек отправили на корабли. Экипажи кораблей, истребленные болезнью, оказались малочисленнее своих пленников. При звуках атаки на город, опасаясь оказаться жертвами пленников, матросы вышвырнули часть их в море.
Закончим этот печальный рассказ, в котором истории не найти ничего полезного. Во время возобновления войны Франции с Великобританией французы, запертые в Капе, Порт-о-Пренсе и Ле-Ке, с трудом защищались от мятежников, весть о войне лишь увеличила их отчаяние. Им предстоял выбор между местным населением, рассвирепевшим больше прежнего, и англичанами, выжидавшими, когда необходимость вынудит французов сдаться и появится возможность отнять у них последнее их достояние.
Из тридцати или тридцати двух тысяч человек, присланных из Европы, оставалось семь или восемь тысяч. Такова была жертва, принесенная Первым консулом французской торговой системе, — жертва, в которой его горько упрекали. Но, чтобы здраво судить о делах того или другого главы правительства, надо принимать в расчет обстоятельства, под влиянием которых он действовал. Когда воцарился всеобщий мир, когда желание торговой выгоды восстановилось в полной мере, когда в Париже и во всех гаванях негоцианты и разорившиеся колонисты громко взывали о восстановлении торгового благоденствия и требовали, чтобы Франции было возвращено владение, составлявшее некогда славу и роскошь монархии, можно ли было устоять против возобновления торговли? Никогда народы не отрекаются от важных своих владений, не пытаясь сохранить их, даже если не видят никакой вероятности успеха.
Первый консул отозвал в Европу весь французский флот, кроме фрегатов и легких судов. Корабли возвратились в свои гавани, только одна эскадра из пяти судов вынуждена была остановиться в Ла-Корунье (в Испании), а шестой корабль нашел приют в гавани Кадикса. Надлежало объединить все эти рассеянные части, чтобы начать борьбу с Великобританией.
Даже для самого искусного и для самого твердого правительства борьба с Англией — нелегкое дело. Конечно, Наполеону не составляло труда обезопасить себя от ударов Англии; но так же легко было и Англии поставить себе вне ударов Первого консула. По открытии неприятельских действий Англия могла заставить свой флаг развеваться в обоих полушариях, овладеть несколькими голландскими или испанскими колониями, а может быть, хоть и с большим трудом, несколькими колониями французскими. Но более она не могла сделать ничего. Высадка английских войск на материке имела бы следствием разве только поражение, подобное тому, какое случилось при Гельдерне в 1799 году. Франция, со своей стороны, силой или влиянием могла отнять у англичан доступ к европейскому берегу от Копенгагена до Венеции, ограничить этот доступ одними берегами Балтийского моря для сбыта колониальных товаров, единственной владетельницей которых становилась во время войны Англия. Но при такой борьбе двух великих держав, которые повелевали двумя стихиями, можно было опасаться, что они ограничатся одними взаимными угрозами, не нанося друг другу ударов, и мир, подавленный их могуществом, наконец восстанет против той или другой, желая избавиться от последствий их страшной борьбы. В подобном положении дел успех принадлежал бы той сопернице, которая сумела бы вне своей стихии достичь неприя-тельницы, а в случае невозможности такого усилия — той, которая сумела бы превратить свое дело в дело всего мира и привлечь мир на свою сторону. Найти союзников сложно было для той и для другой, потому что Англия, присваивая себе монополию торговли, притесняла нейтральные нации, а Франция, желая запереть континент для английской торговли, насильственно поступала со всеми европейскими державами.
Таким образом, чтобы победить Англию, надлежало решить одну из двух проблем: или двинуться на Лондон, или господствовать на материке, принуждая его то силой, то дипломатией отказываться от британских товаров, то есть устроить или высадку, или континентальную блокаду. Такие формы предстояли нынешней войне между Францией и Англией. С 1792-го по 1801 год эта война являлась борьбой демократического начала с аристократическим; сохраняя тот же характер, при Наполеоне она превращалась в борьбу стихии со стихией, сопряженную с гораздо большими затруднениями для французов, чем для англичан, потому что весь континент — по ненависти к революции, по зависти к могуществу Франции — был настроен против французов гораздо больше, нежели нейтральные державы против англичан.