История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

иногда не доходила до главнокомандующего, а тем более до чернокожих генералов. Эти последние немедленно уведомляли французское начальство (повинуясь Туссену, они, однако, завидовали ему, и это чувство содействовало их быстрому усмирению). Золоченые негры (пот йоге), как называл их Первый консул, были довольны спокойствием и изобилием, которыми они могли наслаждаться в полной мере. Они не чувствовали никакого желания возобновлять войну и боялись, что Туссен, восстановив свое могущество, заставит их поплатиться за измену его знаменам.

Вследствие этого они убеждали главнокомандующего Леклерка арестовать бывшего диктатора. Его тайное влияние обнаружилось самым внезапным и опасным образом: к примеру, чернокожие, составлявшие некогда его гвардию и размещенные по колониальным войскам, перешедшим в службу метрополии, покидали ряды армии, будто бы возвращаясь к земледелию, а на самом деле собираясь в горах около Эннери. Леклерк, теснимый двойной опасностью — с одной стороны, лихорадкой, истреблявшей армию, а с другой — возмущением, копившимся всюду, получал сверх того инструкции Первого консула, предписывавшие ему при малейшем признаке ослушания самым жестким образом расправляться с мятежниками, а потому решился дать приказ об аресте Туссена. Но следовало прибегнуть к обману, чтобы схватить могущественного вождя. У него попросили совета: по поводу способа возвратить чернокожих, бежавших с плантаций, и касательно выбора стоянок, наиболее способных поправить здоровье армии. Самым верным средством заманить Туссена на свидание было польстить его тщеславию. «Видите ли, — воскликнул он, — теперь белые не могут обойтись без старика Туссена!» И в самом деле, он явился на место, окруженный отрядом сторонников, был окружен, обезоружен и отведен на корабль. Изумленный, пристыженный, однако покорный, он произнес одну только фразу: «Низвергнув меня, уничтожили только ствол дерева, но корни свободы негров остались, они дадут отростки, потому что глубоки и многочисленны». Его отправили во Францию и заключили в замке Жу.

К несчастью, дух мятежа распространился среди местного населения вместе с подозрением насчет злого умысла белых и надеждой победить их. Известие о происшествиях на Гваделупе, где рабство было восстановлено, разошлось по Сан-Доминго и произвело чрезвычайно сильное впечатление. Несколько слов, произнесенных с трибуны Законодательного корпуса во Франции, касательно восстановления рабства на Антильских островах, усилили убеждение, будто Франция намерена возвратить население под иго неволи.

Несколько чернокожих офицеров, более образованных, более достойных своей новой судьбы, — Лаплюм, Клерво, Кристоф объяснялись с таким жаром, что не оставалось ни малейшего сомнения в их чувствах. «Мы хотим быть французами и покорными подданными, — говорили они, — хотим верно служить метрополии, вовсе не желаем вести разбойничью жизнь. Но если метрополия намерена вновь сделать из наших братьев и детей невольников, пусть она лучше истребит нас всех до единого!» Леклерк, честность которого они уважали, успокаивал их на какое-то время, объясняя, что намерения, приписываемые европейцам, — клевета и ничего больше, но не мог совершенно искоренить недоверчивость. Дессалин, настоящий изверг, какого только могут породить неволя и мятеж, старался всячески восстановить население против европейцев, раздражать одних другими, чтобы самому торжествовать во всеобщей резне и заменить собой Тус-сен-Л увертюра, об аресте которого он первый и хлопотал.

Леклерк, все больше опасаясь восстания, предписал обезоружить негров. Такая мера казалась разумной и необходимой. Благонамеренные вожди Лаплюм и Клерво одобряли ее, но предводители с вероломными намерениями, подобные Дессалину, также усердно домогались такого распоряжения со стороны главнокомандующего. К исполнению приступили тотчас, но для достижения успеха потребовалось открытое насилие. Многие бежали в горы, другие охотнее подвергались мучениям, нежели отдавали то, что считали самой свободой, то есть свое оружие. Чернокожие офицеры в особенности отличились непреклонностью в этих розысках и начали расстреливать своих соплеменников. Крайне жесткими методами отобрали около 30 тысяч мушкетов, по большей части английской работы, закупленных еще дальновидным Туссеном.