История Консульства и Империи. Книга I. Консульство

Начался совет. Очевидец рассказывает о нем в своих записках. Первой предложили идею схватить принца и генерала Дюмурье, не заботясь о неприкосновенности германской земли, только послав для проформы извинения герцогу Баденскому. Первый консул спросил мнения советников, но было очевидно, что решение уже заранее принято. Впрочем, он терпеливо выслушал возражения. Лебрен опасался впечатления, какое подобный случай произведет на Европу. Камбасерес имел твердость открыто противиться предложенному мнению. Он старался показать всю опасность такой меры для внутренней и внешней политики, доказывал, что она неминуемо придаст насильственный характер правлению Первого консула. Особенно ссылался он на то обстоятельство, что очень важно арестовать, судить и расстрелять принца королевского дома, взятого вно время совершения преступления на французской земле, но схватить его в чужих владениях, кроме нарушения границ, значило схватить его, когда наличествуют все признаки невиновности. Камбасерес заклинал Первого консула его личной славой и честью его политики не решаться на меру, которая поставила бы его правление в один ряд с теми революционными правительствами, от которых он так старался отделить себя.

Ему отвечали, что, взяв принца в Эттенгейме, с ним вместе возьмут его бумаги и сообщников и таким образом приобретут доказательства его преступных намерений, а тогда можно смело употребить строгость, опираясь на очередные улики. Между тем терпеливо наблюдать, как эмигранты, под защитой чужой границы, плетут заговоры у самых ворот Франции, значило давать самую опасную слабину. Бурбоны и их приверженцы не уймутся никогда, и в таком случае придется наказывать десять раз вместо одного, тогда как, прибегнув однажды к строгой мере, правительство возвратится потом к свойственному ему милосердию. К тому же арестовать принца, не ставя в известность герцога Баденского, значило оказать услугу самому герцогу, который не мог бы отказать в его выдаче такой державе, как Франция, а выдачей заслужил бы негодование Европы. В заключение говорили, что надлежит только овладеть особой принца и его бумагами, а после видно будет, что с ним делать.

Первый консул почти не слышал, что говорили за и против его мнения, впрочем, он не обнаружил и досады на Камбасереса за его сопротивление. «Знаю, — только сказал он, — причину, которая внушает вам ваши слова: это ваше расположение ко мне. Благодарю вас за него, но не дам себя убить без защиты. Я заставлю трепетать этот народ и выучу их сидеть смирно».

Наполеон тотчас отдал необходимые распоряжения. В присутствии генерала Бертье предписал он полковникам Орденеру и Коленкуру, как им следует поступать. Орденер должен был отправиться на берега Рейна, взять с собой триста драгун, несколько понтеньеров и жандармских команд, снабдить войска продовольствием на четверо суток, запастись деньгами, чтобы не обременять жителей, поспешно двинуться на Эттенгейм, окружить город и захватить принца со всеми находившимися при нем эмигрантами. В то же время другой отряд с несколькими пушками должен был пройти к Оффенбургу и оставаться там, пока план будет приведен в исполнение. Вслед за тем Коленкуру следовало поехать к герцогу Баденскому, подать ему ноту, заключавшую объяснение предпринимаемой меры. Объяснение состояло в том, что герцог, оставляя при себе группу эмигрантов, вынудил французское правительство рассеять ее, а необходимость действовать быстро и секретно не позволяла предварительно снестись с баденским правительством.

Нечего говорить, что, отдавая приказания офицерам, избранным для исполнения, Первый консул не трудился объяснять, с каким намерением похищает принца и что думает с ним сделать. Он приказывал как генерал, они повиновались как солдаты. Один полковник Коленкур, привязанный семейными отношениями к бывшей королевской фамилии, к роду Конде, оставался глубоко опечаленным, хотя его делом было только отвезти письмо, и он отнюдь не предвидел страшной катастрофы, которая последовала. Первый консул, по-видимому, не обратил внимания на его скорбь и повторил свое приказание отправляться в путь немедленно по выходе из Тюильри.

Отданные им приказания были исполнены в точности. Через пять дней, то есть 15 марта, отряд драгун со всеми предписанными предосторожностями выступил из Ше-лештадта, перешел Рейн и окружил городок Эттенгейм прежде, чем туда дошла какая-нибудь весть об этих передвижениях. Принц, который был предупрежден, но не имел конкретного уведомления об экспедиции, находился в своем доме. Он хотел было обороняться, но вскоре понял невозможность сопротивления, сдался, объявил свое имя людям, которые искали его, не зная в лицо, и с горьким сожалением о потере свободы, ибо еще не знал всей грозящей ему опасности, дал отвезти себя в Страсбург и заключить в крепость.