История Консульства и Империи. Том IV. Книга 1

Когда Силезская и Богемская армии вышли к берегам Марны, настало время подготовить диспозиции для наступления на Париж. Великая столица расположена ниже слияния Марны с Сеной, и перед неприятелем, подходящим с северо-востока, предстает наиболее значительная и населенная ее часть. Во времена, о которых мы рассказываем, с той стороны у Парижа не было иной защиты, кроме высот Роменвиля, Шомона и Монмартра. Поэтому, чтобы форсировать наши последние оборонительные рубежи, союзникам нужно было перейти через Марну. Они перешли через реку выше и ниже Мо и распределили свои силы следующим образом.

Прежде всего, они оставили в Мо корпуса Сакена и Вреде, чтобы прикрыть тылы от неожиданной атаки, что было весьма естественной мерой предосторожности, поскольку они оставили Наполеона в Сен-Дизье. Блюхер с объединенными корпусами Клейста и Йорка, корпусом Воронцова (бывшим Винцингероде) и корпусом Лан-жерона, включавшими 90 тысяч человек, должен был двигаться справа, выйти на дорогу из Суассона и направиться по ней на Сен-Дени и Монмартр. Корпусу Бю-лова поручили завладеть Суассоном. Шварценберг с корпусом Раевского (бывшим Витгенштейна) и резервами, доходившими до 50 тысяч человек, должен был подходить дорогой из Мо на Пантен, Л а-Вилл ет и высоты Роменвиля. Кронпринц Вюртембергский со своим корпусом и корпусом Дьюлаи, численностью около 30 тысяч человек, должен был двигаться через Ножан-сюр-Марн и Венсенн на Монтрёй и Шарон. Все три колонны имели приказ подойти к Парижу к вечеру 29-го, дабы быть в состоянии атаковать его 30 марта.

Легко догадаться о чувствах, волновавших население Парижа. Уже никто не сомневался, что объединенные армии коалиции приняли решение двигаться на Париж. Наполеон по необъяснимой причине находился в ту минуту далеко от столицы и не мог ей помочь. Основная часть жителей была охвачена страхом и желала

защитника, какого угодно. Намерение избавиться от правительства Наполеона ничего не значило перед страхом штурма и ужасов, которые могли за ним последовать. Национальная гвардия, набранная исключительно из среднего класса и числившая 12 тысяч человек, располагала только тремя тысячами ружей. Часть ее была вооружена пиками, которые делали ее смешной. Народ, хоть и враждебный конскрипции и объединенным податям, трепетал при виде врага и охотно взялся бы за оружие, если бы его могли ему дать и захотели доверить. Снедаемые тревогой и недовольством, парижане в праздности бродили по предместьям и бульварам. У застав теснились толпы сельских жителей, пригнавших скот и везущих на тележках свое скромное имущество. Их даже не думали избавлять от городской пошлины, и некоторым приходилось продавать за бесценок часть того, что они везли с собой, чтобы купить право укрыть остальное в столице. Едва войдя в город, несчастные загромождали бульвары и площади. Сделав из своих повозок и скота род стойбища, они разбегались во все стороны, спрашивая новости, разнося их с преувеличениями и издавая стоны при звуках канонады, предвещавшей разграбление их домов.

Над столь пестрым, растерянным и встревоженным городом нависало в своеобразной безутешности самое странное в мире правительство. Императрица, горячо тревожившаяся за саму себя и сына, боявшаяся и солдат своего отца, и народа, которым правила, была ввергнута громом пушек в состояние крайнего расстройства. Жозефа пушки не пугали, но он видел, как один за другим рушатся семейные троны, и начинал терять надежду и относительно трона французского. Он ненадолго вмешался в организацию войск, но не обладал достаточными знаниями, энергией и властью, чтобы руководить всеми элементами сопротивления, еще существовавшими в Париже.

Военный министр Кларк, трудолюбивый, но бездарный, слабый и весьма расположенный к неверности, выполнял едва ли половину приказов императора, относившихся к тому же исключительно к действующей армии. Савари — умного, храброго, но считавшегося орудием гибнущей тирании, — никто не слушал. Другие министры

не выходили за пределы своих обязанностей и в настоящих обстоятельствах только и могли, что разделять всеобщую растерянность. Наконец, Талейран — единственный человек, способный если не создавать ресурсы, ибо он никогда не занимался управлением, но давать верные советы, — только улыбался растерянности всех этих людей, насмехался над ними и платил им презрением за недоверие, которое им внушал. Вот каково было беспорядочное сборище принцев и министров, обязанных в ту минуту позаботиться о спасении Франции!

Когда 28 марта стало известно о приближении маршалов и не осталось сомнений в приближении неприятеля, Жозеф рассказал Марии Луизе, Камбасересу и Кларку о полученных им инструкциях Наполеона относительно императрицы и короля Римского в случае атаки на Париж. Никому из них не пришло в голову ослушаться воли императора, хотя возражения против предписанных мер имелись и у Жозефа, и у Камбасереса. Договорились тотчас созвать совет регентства, чтобы поставить вопрос на обсуждение и добиться решения, соответствовавшего намерениям Наполеона.