В тот же день положение Коша осложнил еще один фактор. Он принял делегацию крымского курултая, с которым большевики жестоко расправились в середине января 1918 г. Представители татар объяснили Кошу свое желание учредить Татарскую Крымскую республику. Понимая значение того, что сообщили ему посетители, Кох немедленно передал содержание состоявшейся беседы генерал-фельдмаршалу Эйхгорну. 25 апреля он присоединился к своим войскам в Севастополе, поселившись в резиденции бывшего командующего 7-м армейским корпусом русской армии, генерала от инфантерии Экка. Кош узнал, что Экк и его жена, оба говорившие «на почти идеальном немецком», были ограблены большевиками — с груди престарелого генерала сорвали медали. Пожилая чета потеряла единственного сына, погибшего в сражении при Танненберге в 1914 г.; теперь они жили в бедности и все время боялись за свою жизнь[1024]
.В Севастополе мнения относительно того, как поступить с военными кораблями в гавани, разделились. 25 апреля Центральный комитет Черноморского флота (Центрофлот) телеграфировал в Киев с просьбой заключить перемирие, обещая передать Украине флот. В тот же день в Симферополь выехала делегация, чтобы начать переговоры с немецким командованием о прекращении наступления на Севастополь ввиду передачи флота Украине. Но Севастопольский совет занял прямо противоположную позицию и решил эвакуировать в Новороссийск флот, армию и максимальное число гражданских лиц[1025]
.К 27 апреля Кош чуть лучше узнал украинский контингент в Симферополе «с которым он надеялся избежать серьезного конфликта». Вероятно, две-три тысячи человек были «в большинстве своем офицерами, которые служили в качестве солдат». По его мнению, в нарушение всех договоренностей между генерал-фельдмаршалом Эйхгорном и украинским правительством эта группа «пыталась забрать Крым для Украины». Поскольку это намерение не совпадало с целями немцев, Кош приказал, чтобы украинцы перешли в его подчинение и не участвовали в любых операциях за пределами Симферополя. Предвосхищая реакцию украинцев, он дал указание своим войскам в 10:00 окружить их, задействовав тяжелое вооружение, и одновременно вызвал к себе командира украинцев атамана Зураба Натиева из дивизии Бобочана. В то же время войска Коша отражали еще одну атаку большевиков на Симферополь и вели наступление на Феодосию, которая в конечном итоге была взята 30 апреля. Уступив превосходящей силе, раздосадованные украинские части 27 апреля вернулись поездом на север, в район Джанкоя[1026]
. Несмотря на то что украинские войска не вошли в Севастополь, они тем не менее сыграли свою роль в давлении на большевиков в Крыму.На протяжении всего дня 27 апреля сам Кош и штаб его корпуса издавали приказы, связанные с продолжением операции в отношении Севастополя. Его план был достаточно прост. 28-го числа подразделения 15-й дивизии ландвера должны совершить фланговый марш вдоль южного берега Крыма в направлении Балаклавы, окружив большевистские войска, в том числе те, которые попытаются бежать из Севастополя. На следующий день остальные подразделения 15-й дивизии (на левом фланге) и 217-я пехотная дивизия (на правом фланге) должны начать главное наступление на Севастополь вдоль главного шоссе, ведущего в город. Баварская кавалерийская дивизия будет удерживать восточную часть Крыма и проводить разведку в направлении Керчи[1027]
.Кош не верил, что большевики легко сдадут Севастополь, и поэтому составил план штурма укрепленного города. Совершенно неожиданно к нему пришло подкрепление, которому он обрадовался. К нему явился офицер русской армии генерал-майор Ремизхан, собравший небольшой отряд татарских добровольцев, и попросил оружие и амуницию. Кош с готовностью предоставил оружие, поскольку нуждался в людях. Ремизхан сообщил, что вдовствующая императрица Мария Федоровна и великий князь Николай Николаевич живут под домашним арестом «в ялтинском дворце» (вероятно, в Дюльбере), охраняемые большевиками. Кош объяснил, что его войска освободят их, но большего он обещать не может, поскольку «к членам императорской семьи теперь следует относиться как к обычным частным лицам». В язвительном замечании жене (вероятно, он не сказал этого русскому генералу — по вполне очевидным причинам) Кош предположил, что «если они немного поголодают, это будет очень скромным наказанием за разжигание войны». Явно не будучи поклонником русской монархии, он меланхолично прибавил: «sic transit gloria mundi» — «так проходит мирская слава»[1028]
.