30 апреля Кош, понимая, что противник разделен и не имеет особого желания сражаться, приказал немедленно занять Балаклаву и северную часть Севастополя. Тем временем ситуация на Черноморском флоте становилась все более взрывоопасной. К вечеру передовые части 217-й пехотной дивизии вошли в незащищенную северную часть Севастополя, установили пулеметные гнезда и позиции полевой артиллерии вдоль берега, в том числе в Константиновском форте у входа на рейд. Воспользовавшись последней возможностью — на следующий день Севастополь должен был пасть, — несколько кораблей пытались уйти под покровом ночи; возглавлял этот отряд линкор «Воля», вопреки первоначальному намерению экипажа. Несмотря на полную темноту, русские корабли не могли остаться незамеченными и вскоре оказались под огнем немцев. Отвечать они не имели права, чтобы их не обвинили в нарушении условий Брест-Литовского договора. Четырем судам Черноморского флота удалось покинуть бухту Севастополя и благополучно прибыть в Новороссийск. Это были «Воля», еще один линкор «Свободная Россия» (получивший незначительные повреждения от артиллерийского огня немцев), а также эсминцы «Дерзкий» и «Беспокойный». Оставшиеся на рейде военные корабли планировали затопить, но подрывная команда «разбежалась»[1034]
. Линкор «Гёбен», который должен был прибыть в Севастополь во второй половине дня, опоздал и появился только в 2 часа ночи 1 мая, не успев перехватить уходящие русские корабли[1035].Несмотря на бегство небольшой части Черноморского флота, информационная операция Коша и прямые военные действия позволили получить желаемый результат — беспрепятственный вход в город. 1 мая в 7 утра Кош приехал из Симферополя в Инкерман. Передовые части сообщали, что пока продвигаются почти без помех и не ожидают серьезного сопротивления. Рассудив, что нужно воспользоваться моментом, Кош приказал продолжить наступление силами трех батальонов, кавалерийского полка и подразделения полевой артиллерии — больше в его распоряжении ничего не было. Приблизительно в 14:30 эти части без боя вышли к городским окраинам. Продвигаясь к центру Севастополя, немецкие войска встречали толпы людей, которые молча наблюдали за их маршем. Не все выглядели печальными. Русские источники предполагают, что некоторые жители города могли испытать облегчение при виде оккупантов. «Мы были бы убиты „нашими“, — говорили они, — теми, против кого воюют наши враги немцы. А теперь мы успокоенно вздыхаем оттого, что „наши“ ушли, а пришли враги…» Оккупанты производили благоприятное впечатление: «Чистые, прочно обутые и одетые солдаты… пушки, блестящие на солнце, обозные фуры, запряженные рослыми, сытыми лошадьми». По всей видимости, многие горожане испытали облегчение оттого, что «во всем чувствовалась сила, власть и порядок, которые несли к нам, измученным анархией, наши завоеватели»[1036]
. По словам историка Питера Кенза, только что свергнутый большевистский режим «отличился только бессмысленной жестокостью»; никто не мог «положить конец грабежам и садизму матросов»[1037].На Нахимовской площади Кош порадовал себя и зрителей торжественным маршем в сопровождении военного оркестра; откуда взялся этот оркестр, он не объясняет. Тем не менее «было бы интереснее и почетнее», писал он вечером, «если бы мы с боем прорвались в город», — но тоже не объяснял, почему бескровная победа для Германии была менее ценной, чем дорогостоящая, с многочисленными жертвами. Осматривая центр города и порт, он отмечал, что практически на всех общественных зданиях, военных кораблях и торговых судах развеваются украинские флаги — как ему и докладывали. На Коша это не произвело впечатления — он считал, что на следующий день флаги необходимо заменить немецкими. Однако, понимая политический характер этого шага, он рассудил, что такое решение может принять только Эйхгорн. И действительно, высшее командование Германии сообщило, что окончательное решение будущего Крыма должно решаться на переговорах между Россией и Украиной.
Полюбовавшись видом захваченного Севастополя и убедившись, что все главные объекты города надежно удерживаются его войсками, немецкий командующий вернулся в свой штаб в Симферополе. Остановившись у телефонной станции, чтобы сообщить хорошую новость штабу армейской группы в Киеве, он вместе с сопровождающими отпраздновал успех бутылкой игристого вина. Уставший от «событий важного дня» Кош в письме домой размышлял, означает ли это окончание войны, поскольку «бои здесь маловероятны, если только не будет восстания». Несмотря на эту существенную оговорку, задача оккупации теперь была выполнена, и на первый план вышло «множество политических задач»[1038]
.