История либерализма в России, 1762–1914

Само собой разумеется, что гораздо важнее вопрос, являлось ли избирательное право, дарованное российским гражданам посредством избирательного закона, на самом деле таковым. По тому, что мы знаем о коммунистических и фашистских диктатурах, которые признают за подданными лишь право голосования (или точнее ставят им голосование в обязанность), но ни в коем случае не предоставляют им избирательного права, надо думать, что ни от кого не ускользнет принципиальное значение этого вопроса. Ответ на него не представляет трудности. Можно с полной уверенностью утверждать, что избирательное право, предоставленное российским подданным царя с введением конституции 23 апреля 1906 года, было самым настоящим избирательным правом. Старый режим неохотно шел на уступки. Но когда он на эти уступки решался, то он может быть и делал их с некоторыми ограничениями, однако просто не способен был на ту подделку, которую так обильно и «гениально» создает всякий социалистический строй. Разрешено было основывать партии. Кроме того и те партии, которые не разрешались, в том числе и самые враждебно настроенные тогда к правительству социал-демократы, могли проводить в Думу своих кандидатов, поскольку кандидатуры могли и не выставляться партиями, а просто самими кандидатами как независимыми политическими деятелями¹⁷. Каждый имевший право голоса мог поэтому лично (а если выборы были не прямыми, то при посредстве свободно им избранного выборщика) решать, за какого кандидата или какую партию он хочет голосовать. Значит он действительно мог выбирать, а не только голосовать, как бывает в однопартийных государствах. Выборы были тайными и действительно свободными. Во время выборов в первую Думу представители правительства и местного управления вели себя полностью незаинтересованно и бесспорно гораздо более пассивно, чем обыкновенно бывает в западных демократических странах. При выборах во вторую Думу государственные инстанции пытались оказать некоторое влияние на их ход, но безо всякого видимого результата¹⁸.

Также не подлежит никакому сомнению полная свобода слова, которой пользовались депутаты в обеих палатах, в Государственном Совете и в Думе. Слишком хорошо известны случаи, когда члены Думы злоупотребляли этой свободой без каких-либо неприятных для себя последствий.

Итак мы подходим к третьей и важнейшей проблеме: к полномочиям народного представительства, особенно касательно законодательства. Согласно основным законам от 23 апреля 1906 года, никакой выработанный правительством законопроект не мог стать законом без одобрения Думы и Государственного Совета. Тем самым власть российского императора утратила свой неограниченный характер. Без согласия народного представительства император не мог издавать законов. Это означало, что в России устранен был абсолютизм и введен конституционный строй.

Правда, законопроект, принятый обеими палатами, не мог стать законом без согласия царя. Но совершенно неправильно видеть в этом праве на вето царя признак продолжения абсолютизма или хотя бы какой-то его остаток. Наоборот, это очень важный момент дуалистической, т. е. не парламентарной конституции. Можно придерживаться мнения, что парламентарная конституция при всех условиях предпочтительна, но нельзя, оставаясь в границах научной методологии вопроса, утверждать, что дуалистическая конституция представляет собой скрытый абсолютизм, т. е. что она является лже-конституцией. Именно потому, что утверждения, будто российская конституция 23 апреля 1906 года — лже-конституция, не имеют просто никакой научной ценности, а представляют собой лишь выражение определенных политических тенденций, я не буду заниматься ими при рассмотрении самой конституции, а только в связи с описанием отношений между государственной властью и общественностью.