История либерализма в России, 1762–1914

Тема военного законодательства бесспорно не только интересна, но и очень важна. Однако я считаю, что нельзя подробно рассматривать ее при изучении истории либерализма. Поэтому я хочу лишь добавить, что присоединяюсь к мнению Маклакова, согласно которому основные законы 23 апреля 1906 года правильно решили этот вопрос, так как тогда только такое решение было в интересах армии, а следовательно России, а следовательно и самой конституции, а иное решение противоречило бы настроениям и всем традициям армии²⁵. Хотя бы для того, чтобы избежать ненужного конфликта с армией, надо было изъять военное законодательство из сферы компетенции Думы. А это тем легче было сделать, что народное представительство отнюдь не лишалось таким образом всякого влияния на военное законодательство и вообще на дела армии. Ведь оно могло помешать любому повышению расходов на военные цели при обсуждении бюджета, а также располагало возможностью проверить, как употреблялись средства, предназначенные для военных целей. Соответственно в статье 96 не только подчеркивалось, что законодательная власть царя ограничивается исключительно военными делами и что издаваемые им военные законы никак не распространяются на вопросы, которые должны быть урегулированы общими законами, а к тому же еще постановлялось, что мероприятия, необходимые в связи с проведением в жизнь царских законов, не могут требовать расходов, не предусматриваемых в принятом народным представительством бюджете²⁶.

Сразу же было отмечено, что такая установка, при которой в известных особых областях император по-прежнему остается единым законодателем, противоречит Манифесту 17 октября 1905 г. и уставу Государственной Думы 20 февраля 1906 г. Как уже упоминалось, Манифест пояснял, что в будущем ни одни закон не может быть издан без одобрения народного представительства. Согласно Манифесту тут не могло быть никаких исключений, и то же самое подтверждалось уставом Государственной Думы. Не только оппозиционные круги заметили, что по этому пункту проект основных законов отклоняется от Манифеста 17 октября. Особое совещание также в первую очередь обратило внимание именно на этот вопрос. Против возможности после появления Манифеста 17 октября сохранять подобные особые законодательные области высказался председатель Департамента законов Государственного Совета Фриш²⁷. К его мнению присоединились председатель отдела гражданских и церковных дел Государственного Совета Голубев, член Государственного Совета Сабуров и Оберпрокурор Святейшего Синода.

Первым делом обсуждались проблемы законодательства по отношению к императорской семье. Именно это вероятно облегчило признание принципиальной возможности существования таких особых областей. Министр внутренних дел Дурново указал на статью, касающуюся брака члена императорской семьи с особой неправославного вероисповедания. Он сказал, что если бы возникла необходимость изменить эту статью, надо было бы — во избежание какого-либо сужения провозглашенного Манифестом 17 октября принципа — представить эту статью на рассмотрение Думе и таким образом допустить вмешательство в личную жизнь императорской семьи. По мнению Дурново, это невозможно, так как противоречит положению императорской семьи в России²⁸. Государственный секретарь Икскуль далее указал, что есть конституционные державы, в которых вопросы, касающиеся царствующей семьи изъяты из компетенции народного представительства. Решено было предоставить одному царю законодательную власть по вопросам, связанным с делами императорской семьи.

Интересно предложение Голубева: отличать нормы, регулирующие устройство императорского дома, от имущественных и вообще гражданских прав членов императорской семьи²⁹. По мнению Голубева, за императором должна была оставаться полностью инициатива касательно изменения законов, регулирующих гражданские отношения членов императорской семьи. Но сам пересмотр этих законов должен производиться народным представительством. Очень примечательны также слова Сабурова: «Все же надо определить пространство и свойство прав государя императора на имущества. Не может же государь сам разрешать гражданские споры»³⁰. Если бы царь XVII века услыхал что-нибудь подобное, он бы наверное вообще не понял, о чем идет речь. Примечания Голубева и Сабурова — дополнительное доказательство того, как глубоко пронизано было принципами гражданского права сознание правящего класса. Что нормы гражданского права полностью обязательны для всех, как того требует правовой гражданский строй, — это уже представлялось всем самим собой разумеющимся фактом. Поэтому и затруднялись найти правовое обоснование для возможности предоставить при таком строе особое положение императорскому дому или даже только самому императору.