Чирра выдохнула. «Только бы он успел», – в который раз она мысленно произнесла за эту ночь. Затем оглянулась на Оливера. Шатен спал на диване, и если бы не неестественная бледность лица, то можно было бы сказать, что он просто спит. Сейчас девушка заметила, что он лежит во всём мокром. Джек в первую очередь лечил рану, а вот штаны и обувь с графа не снял. Преодолев смущение, она вначале развязала ему шнурки и сняла ботинки. Затем расстегнула пряжку ремня и стала стягивать штаны. Обнажились мужские ноги, достаточно сухие и тонкие, без лишнего жира. Бедра были прокачаны, чётко выделялись квадрицепсы. «Видимо, Оливер любит поездки верхом», – машинально отметила Чирра – «Удивительно для аристократа. Обычно они ездят в каретах». При этом мышцы на ногах были не такие объёмные как у Ярэна. Чирра засмотрелась на мужчину на какое-то мгновение, отдавая себе отчёт в том, что совершенно не боится практически голого мужчину и не испытывает неприязни от прикосновений к нему. Разве можно бояться тяжелораненого человека? Да и не будь Оливер раненым, она столько раз ложилась с ним спать, пускай и в образе лисы, что за это время перестала бояться его.
После той сцены, что Чирра увидела между Шарлоттой и Ярэном, девушка интуитивно понимала, что секс должен быть приятным для женщины. В стонах и охах Шарлотты совершенно не чувствовалось боли, страха или неприязни. Но в тоже время в своём опыте ничего приятного Чирра вспомнить не могла. Были только боль и унижение.
Граф во сне что-то замычал и протестующе засопротивлялся. «Видела бы меня моя матушка», – хмыкнула про себя Чирра. – «Голая залезла на мужчину, а скатерть я сняла, так как неудобно, стягиваю с него штаны. А он ещё сопротивляется мне». Эти мысли развеселили девушку-лису, отвлекая от неприятных воспоминаний, и заставили улыбнуться. Граф затих во сне, а она аккуратно стянула с него штаны. Затем пошла в ванную, нашла там полотенца и махровый халат. На себя надела халат, а шатена укрыла сухими полотенцами. Лицо мужчины расслабилось во сне, морщины исчезли.
Чирра присела рядом с лицом Оливера, разглядывая его внимательно. Она решила убрать мокрую прядь волос с его щеки. Как только она дотронулась до его лица, мужчина открыл глаза.
– Где я?
– Т-ш-ш-ш, – Чирра приставила палец к его губам, показывая, чтобы он молчал, – побереги силы. Ты потерял много крови.
Она перелила часть кровоостанавливающей жидкости из банки в чашку и поднесла её к губам Оливера.
– Пей, я тебе помогу.
– Доминик! Мне надо к Джеку Джонсону, – засопротивлялся граф, порываясь встать. Приподнялся на диване, а потом охнул и упал обратно.
«Надо же, сам на пороге смерти, а думает только о сыне. Он не похож на человеческих мужчин, о которых мне рассказывала мама. Вот совсем не похож».
– С Домиником будет всё в порядке. Джек уже в особняке Дюссо Тейлора и помогает твоему сыну. Всё будет хорошо. Важно, чтобы ты выпил всю это банку и отдыхал.
При этих словах лицо графа просветлело, и он согласился выпить лекарство.
– А ты кто? Я тебя знаю? – Оливер стал всматриваться в лицо незнакомки, отмечая её необычно большие голубые глаза и красивые длинные волосы. Ему стало казаться, что он уже её где-то видел.
– Я оказалась на той улице, – тщательно подбирала слова Чирра. Как и любому животному, ей была чужда ложь, и врать она совершенно не умела. Да и не хотелось. – Увидела тебя в крови, захотела помочь. Доволокла до дома Джека Джонсона. Здесь он тебя перебинтовал и поехал помогать твоему сыну. А я осталась приглядеть за тобой. Спи, я буду рядом.
А про себя добавила «до прихода лекаря». Вначале речи она разволновалась, и её голубые глаза начали чуть-чуть окрашиваться в сиреневый оттенок. Но как только она успокоилась, они снова стали голубыми, как летнее небо.
Оливер кивнул и обессиленно откинулся на подушки. Сон его поглотил. Ещё несколько раз он просыпался среди ночи, но всякий раз Чирра поила его оставленным лекарем лекарством, и Оливер засыпал. Видимо, лекарство имело ещё и снотворный эффект.
Уже с рассветными лучами вернулся лекарь. Под глазами его залегли серо-зеленые синяки, лицо было опухшим от недосыпа, стресса и накопившейся усталости.
– Как Доминик? – встрепенулась Чирра.