История маленькой верности (СИ)

То ли сделать больно, чтобы прочувствовал, каково ему, Миднайту, было тут одному ночью, как ему было больно, страшно и чудовищно одиноко, пока братец проводил время в объятиях Рафаэля, наслаждаясь подаренной ни за что любовью. То ли потому что ему вдруг самому до чертиков захотелось увидеть в синих глазах те тепло и любовь, что всегда принадлежали ему одному.

Й’оку сощурился, промаргиваясь, и тихо зашипел на младшего брата, а Ёдзи вскочил, вдруг перестав веселиться, и бросился на Миднайта с яростным криком.

- Не смей трогать Бофу! – заорал малыш, сжимая кулаки. - Это он тебя пустил ночью, когда ты трясся от страха у него под дверью! Не смей!

Й’оку поймал его и крепко прижал к своему пластрону, не давай вырваться.

- Ми, тебе лучше уйти сейчас, - попросил он. – Если хочешь что-то сказать, я приду позже в гостиную.

Миднайт на секунду замер, как парализованный, а потом едко усмехнулся и отступил к двери, на ощупь отыскивая ручку.

- Ладно, сладкий, потом потолкуем.

И вылетел прочь, громко хлопнув дверью.

Брат. Его родной старший брат сказал ему уйти! Просто взял и указал на дверь из-за малявки, который и был виноват в ночном происшествии, который трусом его обзывал, а теперь брыкался на руках этого самого старшего, крепко прижатый к его груди, как раньше только Миднайта тот прижимал. Бережно и сильно, давая почувствовать мощную ауру покоя и свое живое тепло.

- Хорошо, уйду, - ядовито хмыкнул он уже за дверью, направляясь в общую комнату. – Теперь выгоняешь, да? Теперь у тебя есть маленький стервец и трахающий тебя Рафаэль? Просто отлично, бро, дешево же тебе семья стоит! Плевать на меня? Ладно. Пожалеешь еще об этом.

***

Когда дверь захлопнулась, Й’оку вытер нещадно лившиеся из глаз слезы об загривок Ёдзи и, сделав пару шагов назад, сел в кресло, все еще прижимая его к себе.

- Мне надо поговорить с ним, - негромко произнес он, продолжая жмуриться. – Посидишь тут немного?

- Пусть уходит, - Ёдзи перевернулся в его руках и крепко ухватил за шею, ткнувшись носом в плечо. – Он про тебя плохое говорит все время, зачем тебе с ним возиться? Мид злой.

- Он мой брат, - Й’оку вздохнул, крепко обнимая малыша и чуть покачиваясь из стороны в сторону. Да, слова Миднайта задели, но внутреннего тепла к нему не изменили и не улетучили. – Я очень люблю его.

Черепашонок озадаченно шмыгнул носом и, подняв голову, вытер его кулаком, стараясь заглянуть Й’оку в глаза.

- Больше, чем меня?

Тот качнул головой и тепло дернул уголками губ.

- Нет, конечно же, нет. Я просто люблю вас по-разному.

- Не уходи сегодня, – Ёдзи снова ткнулся ему в шею, крепко обнимая. – Я больше не дам тебе открыть дверь.

Он положил ладошки Й’оку на глаза и плотно прижал, прошептав на ухо.

- У всех боли, у тебя – не боли.

«Мне нужно уйти, малыш, очень нужно, прости, я подожду, пока ты уснешь».

- А кто такой Рафаэль? Ты его тоже любишь?

Й’оку откинул голову на спинку кресла, чувствуя, как отпускает резь в глазах от прикосновения теплых ладошек, подаривших темноту, и снова дернул уголками губ.

- Конечно, малыш, только совсем-совсем по-другому.

***

Когда зеленая полоса занимавшегося рассвета вычертила город черными контурами, Рафаэль понял, что пора уходить.

Луна уже давно уползла с небосклона, уступая место зародышу дня.

Кадзэ не пришел, и это значило только одно - испугался настолько, что решил прекратить эти встречи на крыше и больше не показываться.

«Бляха-муха, - Раф выдохнул, опуская голову, и поплелся к парапету, собираясь возвращаться домой. – Так и знал, что так все закончится. Когда судьба хоть на что хорошее раскошеливалась?»

Он постоял минуту на самом краю парапета, покачиваясь на носках и вглядываясь в светлеющий горизонт.

«Впрочем, сам виноват, нечего на Изменчивую пенять. Я б тоже, наверное, от такой страсти слинял куда подальше. Бля, как мудак озабоченный, даже не спросил, как его рана-то. Кретин!»

Надо было возвращаться домой, слушать нудные морали Лео, смотреть в его разочарованные глаза, ловя в них синие осколки взгляда Кадзэ, сходить с ума и придумывать, как отыскать, чтобы поговорить и объяснить все.

«Че объяснять-то собрался, Рафи-бой? Что это химикаты, как Дон говорит, во всем виноваты, а на деле ты плюшевая овечка и вот никогда больше ни единого разочка так не поступишь? Ага! Заливай это в уши кому-то кроме себя. Тебе же понравилось до звездочек в глазах ощущение, что тебе так доверились, что делай что хочешь – все примут».

Он усмехнулся сам себе, кривя губы в болезненной и злой ухмылке, брезгливо плюнул зубочистку и прыгнул вниз, на пожарную лестницу.

***

- Рафаэль! – Й’оку вылетел на крышу уже перед рассветом, всем своим нутром чувствуя, как виноват, что так опоздал, и завертел головой.

Если тот ушел, не дождавшись, или вообще решил больше не приходить – поделом! Надо было больше башкой думать в прошлый раз, пока шансы были.

Внутри жарко горели угли какой-то идиотской надежды, что они все же увидятся сегодня, и удастся все объяснить.