«А что ты объяснять собрался, а? Что ничегошеньки не умеешь, не знаешь и не понимаешь, и принимайте это как есть? Что вот сейчас всему сразу научишься? Да, Кадзэ, сочиняй больше, сказочник, тебе же на самом деле было до жути приятно, хоть и страшно, что кто-то оказался сильнее тебя и ничего не надо делать и решать – просто поддаться и довериться. И это безоговорочно примут и ничего не потребуют взамен».
Й’оку даже не заметил, что в мыслях обратился сам к себе тем самым прозвищем, что дал ему Рафаэль.
- Рафаэль?.. – он потерянно огляделся, понимая, что рискует, болтаясь в предрассветных сумерках в городе, но как-то не верилось, что все закончилось вот так вот…
- Че? – над парапетом появилась голова в красной бандане, и зеленые глаза буквально пригвоздили к месту. Подозрительно осмотрели, как призрак, и чуть оттаяли.
Раф одним прыжком выбросил себя на крышу и оказался около Й’оку, дернулся обнять, но в последний миг опустил руки, уставившись тому в глаза.
- Прости, - буркнул он. – Я это… не хотел так я, в общем.
Небогатый запас извинений иссяк, судя по сосредоточенному лицу Кадзэ, основного смысла до него не донеся.
Тот нахмурился, как-то по-особенному всматриваясь в Рафа, словно напрягая все внутренние силы, и дернул уголками губ, изобразив жалкое подобие улыбки.
- И ты – прости, - он подошел ближе, не отпуская это выражение со своего лица. – Я опоздал сильно.
- Никак Шредер снова воровать послал? – не удержался Рафаэль, осторожно взяв его за руку и сплетая их пальцы.
- Нет, - Й’оку мотнул головой, все еще пытаясь улыбаться. – Дела были.
И неожиданно для Рафа обнял его за шею, прижавшись всем телом, немного неуверенно и до смешного сосредоточенно клюнув сухими губами в уголок рта.
- Я совсем ненадолго. Только увидеть тебя. Рассвет же…
- Угу, - Рафаэль потерся щекой о его висок. – Рассвет, мать его тапочкой…
И стиснул Й’оку в объятиях, выжав из него выдох-свист и подарив чувство полной защищенности от целого света.
***
Мир сузился до тонкой трубочки калейдоскопа, вращаясь и меняя узоры, извращая все вокруг дикой ненавистью и обидой, и не меняя в них цвета.
Миднайт понимал, что все стало раздражающе серым, стылым и скучным.
Старший брат променял его на малявку, отпихнув от себя в сторону, как ненужную вещь! Просто выставил из жизни, обходя стороной, торча в зале, сматываясь на свиданки со своим Рафаэлем и проводя дни с мелюзгой.
Нет, он открывал ночью дверь и впускал брата, но больше не ложился спать с ним рядом, тепло обнимая, а дремал в кресле, зажигая свет и невесомо поправляя одеяло, когда думал, что Миднайт спит.
А мелкий выродок устаивался у него на коленях, сворачиваясь клубком, и нагло грелся в кольце его рук, самодовольно улыбаясь во сне.
Эгоистичный злой поганец, казалось, только того и ждал, чтобы заполонить собой все вокруг Й’оку и забрать всю-всю его любовь. Всю без остатка. До последнего грамма и теплого выдоха!
Он спал на его кровати, балдея от ненавистной Миду темноты, смотрел с ним кино и даже начал пробовать повторять идиотские ката, которые старший так любил. А когда Миднайт все же приходил к брату, измотанный кошмарами и одиночеством, которое стало просто невыносимым в последнее время, мерзкий малявка забирался к Й’оку на колени и дрых там, как у себя дома, одним фактом своего существования не давая даже подойти.
Словно насмехаясь, этот мерзень постоянно вился около старшего, наливая ему чай, как обслуга, и со всех ног кидаясь вырубать телек даже на самом интересном месте, стоило только старшему чуть прищурить свои огромные глазищи или хоть на миг зажмуриться. И плевал этот выродок, что Мид тоже в это время смотрит кино и хочет смотреть дальше. Он так подлизывался к Й’оку, что тошно становилось, а тот радовался этому, как дебил, словно не видел, что это все только ради того, чтобы выпросить у него еще полчасика посиделок рядом!
«Верит, что всем нужен, придурок! Конечно, столько внимания со всех сторон! Мастер ему позволяет каждую ночь уходить на поверхность и не вызывает с докладами каждый день, не орет на него, хотя стоило бы. Рафаэль имеет его во все места и небось шепчет за это сладкие словечки и обнимает, а мелкий… мелкий делает вид, что любит его, постоянно выпрашивая теплых обнимашек! Все у меня отобрали!»
Мид словно тень бродил по родному дому, не зная, куда себя приткнуть.
День прошел отвратительно, потому что он снова сидел один.
Да, пойди он к Й’оку, тот бы точно отпер дверь и впустил, но там все пространство заполонил малявка, даже получивший от старшего брата теплое прозвище «Кодама».
А вечером, вот буквально час назад, когда Миднайт ввалился домой с покатушек, уставший, голодный и только себе доказавший, что может прыгнуть на скейте тройное сальто, он увидел это.
- Смотри внимательно еще раз, - Ёдзи сидит в кресле и широко улыбается. – У тебя получится, Бофу, давай.
Старший брат смотрит в большое зеркало и старательно дергает уголками губ, пытаясь повторить.
Миднайт знает, что Й’оку не умеет улыбаться и никогда не научится. Родился таким. Че с него возьмешь-то?