В наше время с этого базара дают казне сто тысяч танга и около пятидесяти тысяч дирхемов делят между собой весовщики и арендаторы. Один дехканин рассказал, что он привез два с половиной сира шелковичных коконов из Гиджувана и на выручку за них предполагал купить несколько необходимых вещей: «Когда я пошел на базар, мой товар взвесили на нескольких весах. В двух-трех местах с меня взяли сбор в пользу эмира и за место. Я отдал все за полцены и заполвеса по сравнению с тем, что полагалось, и, став обладателем десяти танга, пустился наутек с базара в страхе погибнуть самому на коромыслах весов этих воров».
И дирхемы, которые таким путем собираются в казну, растрачиваются на бесчестье и шутовство. Ни один дирхем не попадает лицу, имеющему на него право.
Однажды одна из привилегированных жен гарема эмира родила девочку. На люльку, сумак[233]
и горшок было потрачено три тысячи золотом. И пока на седьмой день ребенка уложили и запеленали в люльке, было потрачено пятьдесят-шестьдесят тысяч дирхемов.Вкратце об этой роженице. Это была невольница, побывавшая во владении нескольких туркмен и купцов. Она приглянулась эмиру и стала госпожой гарема. Через несколько лет она, познавшая тысячу мужчин, в гареме забеременела. До того, как этот плод упал на землю, его уже нарекли обладателем счастливых созвездий, назвав царевичем-миропокровителем. Для него заказали две люльки одну — из золота, другую — из серебра, инкрустированные и украшенные драгоценными камнями, а также одежду, отделанную жемчугом и шитую золотом; тюки парчи и кашемировые шали разорвали ему на подстилки и пеленки. Толпы женщин в доме кушбеги были заняты кройкой и шитьем одежды и вещей ребенка. И толпы искусных людей украшали его колыбель и сумак золотом, эмалью и чернью.
А звездочеты заранее, еще до рождения, предсказывали, что будет мальчик и что он будет миропокорителем. Когда же этот ребенок появился на свет, то оказалось, что это девочка. Несмотря на это, в течение семи дней продолжалось величайшее празднество в столице Бухары. И каждый день три мана риса, несколько манов халвы и сахара раздавали городским женщинам. И все жены знатных военачальников, кланяясь, входили во дворец с подарками и подношениями, а уносили харвары ответных подарков. Три дня султанский арк был недоступен. Перемешавшись между собой, женщины и безбородые юноши, фокусники и танцовщики разгуливали в приемных дворцах и по переулкам внутри арка. Они пели песни, били в бубны, а все прислужники и старосты спрятались в соборной мечети.
А вечером сам эмир чванливо прохаживался среди женщин в большом зеркальном зале величиной пятнадцать на десять газов, разукрашенном и в картинках.
Все эти женщины, незнакомые и знакомые служанки и посторонние сидели вдоль четырех стен вокруг разостланного громадного и обильного дастархана, по длине и ширине равного этому помещению. На нем харварами были разложены разные сорта халвы и кушаний.
Сам эмир сидел на полутроне в середине комнаты, раздавал угощения и сладости женщинам соответственно их рангу и степеням, приговаривая: «Это — такой-то женщине!» Слуги относили к указанной женщине и клали перед ней. А на площадке за этим домом различные певцы распевали песни, декламировали предания, устраивали грандиозные зрелища; юноши и девушки плясали, а женщины били в бубны. Эмир время от времени брал суму, полную дирхемов, выходил на суфу и бросал их на голову этой толпе. Женщины бросились сломя голову собирать деньги. У одних оказывалась разорванной обувь, у других разбита голова, у третьих сорваны головные повязки и тюбетейки... Все вопили. Эмир смеялся над этой толпой и расцветал [от удовольствия].
Но судьба плакала над ним. Вот каким стало управление туранской страной, которое перешло к такому дурачку, менее [разумному], чем эти женщины! Это занятие, которое он сам для себя избрал, является делом домашних хозяек, но не соответствует сану эмирства. Где тот глаз, который [мог бы спокойно] наблюдать этот позор и эти безобразия его величества — эмира мусульман!
Золотую колыбель поставили на ковре эмира, а серебряную в доме кормилицы. Каждое утро из эмирского гарема проститутки и публичные женщины открыто выносят полные мешки лепешек и халвы, но от всех этих праздников и пиршеств ни одного куска не доходит до рта человека достойного и имеющего права. Все доставалось сводням и проституткам, их родственникам и близким, которые несли службу главным образом при коровах и ослах, а службу гуляма приравнивали к управлению страной. И все окружавшие эмира были назначены на высокие должности и посты чиновников, а вазира города не считали в числе своих секретарей.