История Марго

На завтра были назначены похороны.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

Она отмахнулась и велела мне собираться, потому что времени и так нет.

Прошло всего две недели с той ночи, когда мы были здесь, на улице Мирабо, с Жюльет, но теперь я увидела ее другими глазами. Это был не наш Париж. В воздухе ощущался чистый запах гор. На улице стояла тишина, только шелестели подстриженные деревья вдоль роскошных домов. Здесь не было ни мясной лавки, ни пекарни, ни других магазинов. Анук остановилась у одного из зданий.

– Сюда, – сказала она, достала из сумки листочек и набрала код.

Домофон загудел, мы толкнули дверь и оказались в просторном подъезде. Прочли список жильцов на табличке и нажали на “Лапьер”. Подождали некоторое время. Было почти одиннадцать вечера, и я подумала, что мадам Лапьер, может быть, уже спит. На меня нахлынули смутные воспоминания о том, что натворили мы с Жюльет, как мы, напившись, орали во все горло посреди ночи. Наверняка они поняли по нашему смеху и заплетающимся языкам, что мы пьяны, и сочли нас voyous[24]. Я помнила, как стояла под окнами и звала его. Если мадам Лапьер видела меня и догадалась, кто я такая, что она подумала? Что я необразованная и глупая девчонка, которая требует к себе внимания? Я решила, что буду все отрицать. Я мысленно репетировала ответ. “Вам показалось. Я была дома”.

Анук надавила на звонок еще раз и держала дольше. Она твердо намеревалась попасть внутрь. Ей ответил мужской голос.

– Кто это?

– Анук Лув и моя дочь Марго.

Ни звука в ответ.

– Вы слышите? – спросила она.

– Третий этаж, – сказал голос, раздался щелчок замка.

Мы поднялись по лестнице, не обменявшись ни словом, и на несколько мгновений время остановилось. До встречи с другой папиной семьей оставались считаные минуты.

Дверь приоткрылась, и стоявший на пороге молодой человек распахнул ее. На вид лет двадцать пять, волосы аккуратно зачесаны набок. Костюм, кожаные ботинки такие же, какие всегда носил папа, классические, со шнурками. Я узнала папин любимый бренд – “Эшюнг”. Сходство было пугающим. Та же поза, так же повернуты наружу носки ног, так же сложены за спиной руки.

– Я Жак, – сказал он.

– Вы его сын, да? – спросила Анук с неожиданной теплотой.

Я молчала и продолжала смотреть на его ботинки. Я представляла пальцы его ног под начищенной до блеска бордовой кожей. Папин старший сын.

– Я не могу вас впустить, – извиняющимся тоном сказал он. Его рука лежала на дверной ручке. – Я не хочу будить свою мать.

– Но вы открыли, – сказала Анук. – Вы разрешили нам подняться к двери. Это наш единственный шанс.

Даже в тусклом свете коридора было видно, что глаза у моей матери покраснели, а щеки припухли.

– Мне жаль.

– Может, вы хотя бы Марго позволите попрощаться. Она не видела его с августа. – Анук подтолкнула меня вперед.

Его глаза скользнули по моему лицу, как будто он только сейчас меня заметил. У меня дрогнули губы.

Жак посмотрел назад, в квартиру. Мы ждали. Я знала, что Анук не отступит. Казалось, что прошла вечность, но на самом деле несколько минут или даже секунд. Свет в коридоре со щелчком погас. Жак вздохнул и сделал шаг в сторону.

– Заходи, Марго, можешь посмотреть на него. Только тихо. Лучше моей матери не знать, что ты здесь.

Анук поблагодарила его и опять пихнула меня в спину.

– А как же ты? – в панике зашептала я.

– Он бы хотел, чтобы ты пришла. Этого достаточно. Давай.

Я прошла за Жаком в коридор. Я чувствовала, что Анук стоит сзади, выпрямившись и подняв голову, с совершенно неподвижным лицом. Мне показалось, что меня сейчас стошнит.

Мы вошли в гостиную, где горел приглушенный свет. Длинные шторы до самого пола скрывали окна и улицу за ними. Я увидела на стеклянном столе огромные букеты с плотно связанными стеблями. Цветам мадам Боннар было до них далеко. Мы не могли пойти на похороны. Нас не пригласили.

– Я оставлю тебя на пару минут, – сказал Жак и вышел.

Папа лежал на столе поменьше, вытянувшись во весь рост, а вокруг стояли стулья для посетителей. Я остановилась в нескольких шагах от него, потому что боялась почувствовать запах разложения. Раньше я никогда не видела мертвецов, и он пугал меня. Я смотрела на него краем глаза, с трудом узнавая очертания лица. Это был не он.

Я ждала, что вот-вот войдет мой настоящий отец. Я ждала, что раздастся шум слива, что он появится из соседней комнаты, удивится, увидев меня, и улыбнется, так что станут слегка видны нижние зубы. “Марго, – скажет он, – ma chérie, что ты здесь делаешь?” Будет ли он потрясен, расцелует ли меня в щеки, несмотря ни на что, или велит немедленно уходить? Теплый воздух заклубился у меня внутри, и я вдруг ощутила легкость. Мысль о его появлении успокоила меня.