История Марго

Когда глаза привыкли к тусклому свету, я увидела фотографии в рамках на комоде возле стола. Его свадьба с мадам Лапьер. Она – почти неузнаваемая хорошенькая невеста в белом платье, он молодой, с густыми волнистыми волосами. Двое их сыновей стоят в лодке, широко расставив ноги для равновесия. Более поздняя фотография, на которой все четверо сняты на пляже. Он в центре, обнимает обоих сыновей за плечи, а мадам Лапьер впереди, прислонилась головой к его плечу. От их счастья у меня перехватило дыхание.

До меня донеслись шаги, стук каблуков где-то в глубине квартиры, потом громкий женский голос.

– Как вы смеете, – сказал этот голос.

Я услышала ответ Анук, прозвучавший с таким же напором и прокатившийся по всему коридору. Они, по-видимому, стояли в прихожей. Наверное, Анук зашла внутрь.

– Мы имеем право быть здесь, – сказала моя мать.

– Разве того, что вы уже сделали, недостаточно?

– Только не надо изображать из себя жертву.

– Он слишком легко увлекался красивыми женщинами вроде вас. Думаете, вы чем-то отличаетесь от остальных?

Голоса стали тише, но я по-прежнему слышала в них ярость. Я ухватилась за стул и закрыла глаза.

Когда через несколько мгновений я их открыла, она была уже рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я вздрогнула. Она подошла неслышно.

В мадам Лапьер не было ничего общего с той женщиной, которую я видела на улице несколько месяцев назад. Опять юбка и жакет в тон, без единой складки, но на лице, бледном, как у привидения, пролегли глубокие морщины. Волосы, такие густые и блестящие на фотографиях, облепляли голову, выдавая неровности черепа.

Я ждала обвинений.

– Ты такая юная, – сказала она наконец прерывающимся голосом.

Я обхватила себя руками. За спиной матери появился Жак, взял ее за руку и мягко сказал, что мне нужно дать время побыть одной.

– Идем, Maman, – прибавил он и потянул ее к двери.

Она отступила на шаг.

– Да, это правда, – сказала она с горечью. – Ты ничего плохого не сделала. Ты такая же, как мы.

Они вышли из комнаты, и я снова осталась одна.

От ее слов мне стало холодно, по ладоням пробежала дрожь. Я приблизилась к папе. Его губы стали тоньше, чем я их помнила, словно у него украли зубы. Но особенно странной казалась кожа, которую больше не оживляло внутреннее биение. Из него будто выпустили воздух. Я склонилась над ним и коснулась губами его волос. Они были мягкими и пахли его шампунем – слабый лекарственный запах. И тогда я узнала его. Я сделала еще один вдох. Это он.

– Нам тебя не хватает, – прошептала я. – Возвращайся домой.

Анук ждала меня на улице. В какой-то момент она спустилась вниз одна. Дверь мягко захлопнулась за моей спиной. Анук ходила туда-сюда вдоль дома и остановилась, когда увидела меня.

– Что там? – спросила она. Это прозвучало резко, но ее тон тут же смягчился. – Какой он?

– Такой же, как всегда, – ответила я.

Горло сдавило, говорить было трудно. “Если ты сейчас заплачешь, – сказала я себе, – я никогда тебе этого не прощу”.

Она заключила меня в объятия. Это было неожиданно. Я напряглась еще больше. Я не могла сдаться, не могла позволить, чтобы меня утешали. Она прижимала меня к себе, пока я не расслабилась хоть немного. Я пыталась вспомнить папины объятия, его широкую грудь, его фигуру, но проявления нежности были не в его характере.

От Анук пахло кремом. Чуть слышный аромат роз. Она казалась неуязвимой. Я ощутила, как заряжаюсь ее энергией. Стычка с мадам Лапьер придала ей сил.

Я знала, что это чувство скоро пройдет. Она не захочет, чтобы оно длилось слишком долго.

Я вспомнила, как много лет назад одна девочка прищемила мне руку дверью. Мне было лет шесть или семь, и Анук забрала меня из школы, чтобы отвезти в больницу. Когда она приехала, рука уже опухла и побагровела. Мать той девочки приехала тоже. Она извинилась перед Анук, но довольно сухо, и сразу занялась собственной дочерью. Она стала утешать ее, говоря, что это несчастный случай, что дверь закрылась сама. Мне все запомнилось по-другому. Девочка сделала это намеренно: захлопнула дверь, глядя мне в глаза. Она назвала меня вруньей, когда я сказала, что мой отец – важный человек. “У тебя нет отца, – ответила она, – а твоя мать шлюха”. Я быстрым шепотом пересказала все это Анук.

Анук подошла к матери девочки – она была на голову выше этой женщины – и начала жестикулировать в опасной близости от ее лица. Я помню, как заплакала дочь, когда увидела, как чужая мать нападает на ее собственную. Многие слова Анук были мне незнакомы, но в ее тоне чувствовалась злоба. Мне было стыдно и хотелось, чтобы мать позаботилась обо мне, а не ругала незнакомую женщину. Я жалела, что все ей рассказала. Я ненавидела, когда она устраивала сцены на людях и начинала громко кричать. Но в этом была вся Анук – она никогда не заботилась о том, как ее воспринимают другие.

– Помни, кто мы, – шепнула мне на ухо Анук, выпустила меня, и мы двинулись к метро.