Весьма значительным движением в развитии современных гносеологических идей явились, бесспорно,
Во-первых, это эмпиризм, выступающий в современном позитивизме в многообразных формах: в признании чувственных данных – ныне знаменитых sense data – в качестве основы познавательного процесса, в сведéнии системы предложений к протокольным предложениям, непосредственно основанным на описании чувственного опыта, во введении специального принципа верификации. Разумеется, непосредственно-чувственная сторона познания играет необходимую роль в сложном процессе установления истинности предложений, в искании путей действительного познания свойств материальных предметов. В элементарных случаях чувственная верификация может служить и непосредственным реальным критерием истинности.
Но эмпиризм как методологический и гносеологический принцип в целом является несостоятельным. Не говоря о том, что чувственный опыт здесь рассматривается всецело с субъективной стороны и игнорируется независимая от него реальность, весь сложный и многогранный критерий истинного познания сводится к непосредственному сопоставлению предложения с чувственно воспринимаемым фактом (или к серии соответствующих операций). Объективно это означает игнорирование главного: решающего значения общественно-исторической практики как подлинного критерия истины, взятой во всем многообразии ее сторон и проявлений.
Эмпиризм – именно как принцип – несостоятелен и в отношении всей сферы логико-теоретического познания, категории которого лишены «вещества чувственности» и их развитие подчинено своим имманентным закономерностям, лишь в последнем счете зависимым от практики, но именно в ее широком значении, а не в ограниченном смысле «чувственного факта».
Во-вторых, современный позитивизм в значительной мере в связи со все более выявлявшейся несостоятельностью эмпиризма выдвинул в качестве гносеологического принципа логический формализм. Анализ логической сферы познания, ее специфики и форм имеет громадное – и общее, и специальное – значение, что в особенности в свете современного знания ни у кого не может вызвать никаких сомнений. Несомненно также, что разработка системы формальных правил является не только рациональной вообще, но и необходимой в построении дедуктивных систем, играющих исключительную роль в развитии познания.
Однако трактовка этого принципа в позитивизме привела к его крайней формализации и элиминированию содержательных оснований логически построенных систем. Становилось все более очевидным, что подобный путь не приведет к истинным результатам в познании. Логический формализм именно как позитивистский гносеологический принцип приходит в противоречие с реальным познавательным процессом, отражающим богатое содержание действительности. Не случайно поэтому внутри самого позитивизма возникла семантическая реакция на формализм логического синтаксиса языка, а затем и на формализованные системы языков – со стороны Витгенштейна и его последователей, сторонников концепций «естественных языков».
Присущий позитивистской гносеологии агностицизм уже по своему понятию не позволяет наметить правильные пути и методы истинного познания. Для позитивизма характерно прежде всего ограничение познания сферой непосредственно данного, внешних свойств являющихся предметов. Отсюда логичным явилось провозглашение позитивистами в манифесте Венского кружка ныне хорошо известного агностического тезиса: в науке нет никаких «глубин», повсюду существует только «поверхностность».
С этим связано в позитивизме отрицание объективной истины, проявляющееся в различной форме: и в общем релятивистском подходе к истине, и в «принципе толерантности», провозглашающем произвольное построение логических и лингвистических систем с полной элиминацией всякого содержания, и в конвенционализме, столь характерном для построений современных позитивистов.
На новейшей фазе эволюции позитивистских идей – в современном лингвистическом анализе – отрицание объективной истинности познавательных форм выступает в еще более явном виде. Смысл и значение предложений определяется их употреблением в контексте речи; само понятие значения определяется свободным установлением правил языка, часто уподобляемым правилам игры; предложения не выражают никакого объективного знания, являясь только носителями мнений людей, преследующих те или иные практические цели; отрицание всякого референта как реального критерия истины означает сведéние ее к различным употреблениям термина «истинный» (Строусон) и закономерно приводит к представлению о ней как об «иллюзорном идеале» (Остин).